часы такие тронуть было сладко
Мне их шероховатую кору
И повторялась ранняя догадка,
Что с мыслью их сольюсь и не умру.
И постигал я кроны разум чёткий
И тайнознанье корня и плода,
Любил деревьев на полянах сходки,
Других собраний избегал всегда.
«Иисус, здесь явленный иконой…»
Иисус, здесь явленный иконой, -
Ясноглазый в сущности гайдук,
Истомлённый, даже истощённый
От раздумий горестных и мук.
К ворогам не знающий пощады,
Осудивший развращённый Рим.
Эти веси, пажити и грады
В зыбкой дымке ходят перед ним.
В прошлом веке был бы партизаном,
«Смерть фашизму!» с ними бы кричал,
Чтоб к Его припал кровавым ранам
Край апокрифических начал.
В Болгарии
И летище, и обиталище,
И вретище на жгучем зное,
И прикоснулось к сердцу жаляще
Утраченное и родное.
Всех этих «ща» чурался Батюшков
С брезгливостью итальяниста,
Но от подводных этих камешков
Теченье речи золотисто.
И древлее слоохранилище —
Твоё богатство и опора,
И неизбывна эта силища
Закованного Святогора.
«Леса в горах сосново-буковые…»
Леса в горах сосново-буковые,
Перемежающийся бор
Славянскими поводит буквами,
Не вырубленными до сих пор.
Их многорукая глаголица,
В безгласных дебрях рождена,
Беснуясь, носится и молится,
Под ветром чертит имена.
Святой Власий
Иконный лик Святого Власа…
Болгарин в ризе золотой,
Он – светлый здесь и седовласый,
И представительный святой.
И, нам Вторым завещан Римом,
Святитель полевых работ
Был на Руси высокочтимым
И охранял крестьянский скот.
А в той стране он звался Блезом,
Где мыслью дерзостной Паскаль
Рассек безверье, как железом,
Явив и веру, и печаль.
«В монастыре скалистом исихастов…»
В монастыре скалистом исихастов,
Где лет пятьсот царила немота,
Всё разорили турки, тут пошастав,
И фрески стёрты, и стена пуста.
Подвижничество сметено пожаром,
И уж не стало для моленья уст,
Но ведь полслова не сказали даром,
И воздух от несказанного густ.
Вот от всего осталось только Слово,
В
