путь открывая!
Не будет острей и решительней критики,
Чем эта резня штыковая.
И вот уж вся эта словесность изранена
И тонет в наплывах тумана.
Ценители Бальмонта и Северянина
Убиты чтецами Демьяна.
«В голодноватом Коктебеле…»
В голодноватом Коктебеле,
Не зная, чем заняться, все
Над сбором камешков корпели.
Волошин шёл во всей красе.
Все обожали демиурга,
Он шествовал в дезабилье,
Но в молодого Эренбурга
Влюбилась Майя Кювилье.
Таким лохматым был и странным
Столь эксцентрический Илья.
А после жизнь с Ромен Ролланом,
Супружеская колея.
Но оттого, что это чувство
Не проходило столько лет,
В потёмках выжило искусство
И в чистках уцелел поэт.
И тот огонь, что из окопов
Бойцов на битву поднимал,
И то, что исповедь прохлопав,
Партийный вздрогнул трибунал.
Так, может быть, одна влюблённость,
Такая робкая на вид,
Превозмогая отдалённость,
Страну спасает и хранит?
Довоенные песни
Эти песни, чуждые печали,
Поднимались с вихрем кавполка,
И страну с рассветом извещали.
Как она вольна и широка.
Каторжник от этого мажора,
Пробуждаясь, сбрасывал бушлат,
Трепетали реки и озера
И мосты гремели невпопад.
А потом звучали песни глуше,
Но, вобрав земную глубину,
Только ожидание Катюши
Помогало выжить и в плену.
«Ну где же ты, Святая Русь?…»
Ну где же ты, Святая Русь?
Колокола твои упали,
Твои предсказывать боюсь
Еще грядущие печали.
Берёшь у прошлого взаймы,
А нынешние дни убоги,
И враг, вступая в царство тьмы,
Недаром клял твои дороги.
Но грозная мерцала тьма
Страны, встречая приходящих,
Свои сжигающей дома,
Палящей из домов горящих.
Былина
Из жилы воротной богатыря Сухмана
Кровь хлынула во сне.
От глыбы, что в степях уснула бездыханно,
Бежит к речной волне.
Течёт Сухман-река, клокочет в тесном русле,
Впадает в тихий Дон,
И гомонит вода, ей подпевают гусли,
И долог вещий сон.
Вот всюду города и шумные базары,
Зелёные бахчи…
Где
