Тео.
Чуга догнал Павла и нетерпеливо подпрыгивавшую Марион.
– Ну что? – сказал он. – Прощаемся?
– Ну уж нет! – воспротивилась девушка. – Мы все едем к нам на Пятую авеню! Дедушка будет страшно рад!
– Боюсь, сударыня, – тонко улыбнулся князь, – что он откажет от дома двум босякам, вроде нас с Фёдором. Наши наряды далеки от тех, которые приличествуют великосветским гостиным.
Видя, как огорчилась Марион, помор мягко добавил:
– Уж позвольте сперва обновку справить.
– Но вы придёте? – Мисс Дитишэм с тревогой и настойчивостью заглянула Чуге в глаза.
– Обязательно, – пообещал тот.
– Ну‑у да, в общем, – промямлил Туренин.
– Я буду ждать! Попробуйте только не прийти!
Раз десять повторив свой адрес, перемежая кокетливые мольбы со смешными угрозами, Марион поймала брауновскую бричку, такую же привычную для Нью‑Йорка, как кэб для Лондона, и была такова.
– И что теперь делать прикажешь? – Князь с укором посмотрел на Фёдора. – Друг мой, я дал барышне слово, но у меня в кармане ровным счётом десять соверенов!35
– Пустое! – отмахнулся помор. – Зато у меня ровно сто долларов. На палубу и твоя кровь капала, так что…
– Это исключено! – твёрдо заявил Туренин. – Я хоть и нищий, но дворянин. Деньги твои, Фёдор, и только твои! – Тут он замялся. – Но… если ты займёшь мне пару «золотых орлов»,36 то…
– Замётано!
Углядев подальности подозрительные фигуры – припортовая босота! – Чуга счёл за лучшее достать из мешка верный «смит‑вессон» и сунуть его за пояс.
– Пошли отсюда.
Выйдя на Бродвей, Фёдор увидел совсем другой Нью‑Йорк – нарядный, чопорный, спешащий делать деньги. По улице в разных направлениях носились двухместные «браун‑купе», покачивались на рессорах ландо и фиакры, давились в тесноте пассажиры трясущегося омнибуса. Гвалт стоял изрядный, перестук колёс и цокот копыт добавляли шума в общую копилку.
В то же самое время наивеличайший город Америки производил впечатление очень большой деревни. Лондон или Санкт‑Петербург были городами устоявшимися, сложившимися, а вот «Большое яблоко»37 пребывал в вечном движении. Сотни тысяч людей со всего света прибывали сюда, чтобы рассеяться по великой земле вплоть до Калифорнии – или осесть на берегах Гудзона. Больше всего в нью‑йоркском порту сходило ирландцев, евреев, немцев и шведов – и сразу начинались междоусобицы. Ирландцы не выносили негров и постоянно схватывались с ними, местные старожилы терпеть не могли ирландцев, так что драки и поножовщина были обычным делом, особенно в Сохо, что за Кэнел‑стрит.
– И где у них тут одёжей торгуют? – вопросил Чуга, вертя головой.
– В дорогие магазины готового платья, вроде бродвейского «Стюарта», заглядывать не советую, – ответствовал князь. – Нашего «золотого запаса» может не хватить.
Так нью‑йоркцы прозывают свой город.
