порез, как кто полоснул лезвием по лицу.
– А это у вас откуда? – указала она пальчиком.
Фёдор задумчиво погладил старую рану. Говорить ему не хотелось, и так разоткровенничался не по делу. Но не молчать же…
– Зулус пометил, – сказал он. – Хватил ножом так, што чуть лицо не развалил. Хорошо хоть глаз цел…
– Расскажите! – взмолилась Марион.
– Да чего там… Когда наш «Гридень» в обрат двинулся, надо было почту закинуть в Кейптаун. А туда, помню, много переселенцев понаехало. Делали они себе фургоны, сбивались в караваны, да и отправлялись землю добывать, именуясь – я запомнил – «фоортреккеры». По‑нашему, наверное, «первопроходцы». А местные белые звались бурами. Ну вот. Стоим мы в кейптаунском порту, Столовой горой любуемся, на буров поглядываем, и вдруг – на тебе! Олёнка пропала. Я сутки по всему городу мотался, пока не вызнал – первопроходцы её прихватили, понравилась она какому‑то фоортреккеру недоделанному. Я хватаю штуцер, хватаю коня – и за ними. И живо уразумел, пошто переселенцы по одному не ездят. Угодил я в засаду к зулусам. Выскочило их человек десять, чёрные все, голые, копьями потрясают, по щитам колотят и всё норовят живьём взять. Ну, когда я пятого пристрелил, они передумали и достали луки…
– Вы их победили, – уверенно сказала девушка.
– Да‑к што в том сложного‑то? Они на меня со стрелами, а я по ним из ружья! Нет, разок попали – стрелой руку мне продырявили… И коня закололи. Ну я руку кое‑как перемотал и дальше пешком двинул. Да‑а… Дикая страна – Африка. Иду я, значит, по той саванне, головой верчу туда‑сюда. Гляну налево – три львицы на скале развалились, лежат, морды в крови – видать, откушали. Гляну направо – слоны бредут и эти, шеистые такие… жирафы. Шёл я, шёл, пока не увидел пыль впереди. Догнал‑таки караван. Повстречал я того паскудника, что Олёнку увёл, поговорил с ним за жизнь, пока тот не помер. Тут все прочие на меня кинулись. Ну, думаю, всё, отжил своё Фёдор Чуга. Нет, зулусы «помогли»! Как навалятся на караван, как дадут нам, белым, жару! Што ты… Пыль кругом, крики, ружья палят, стрелы свистят… Весь день бились, до самого вечеру. Фургоны в круг выставили, залегли, кто где мог, и пошла веселуха. Вот там‑то я и сцепился с этим зулусом. Шибко прыгучий был – с дерева на верх фургона сиганул, а оттуда на меня. Распорол мне всю харю… извиняйте. Чуть зрения не лишил, зараза чёрная. А у меня, как назло, патроны кончились, один нож в руке. Ну справился же как‑то… Фоортреккеров тогда сильно поубавилось, почти всех извели зулусы. Кто выжил, конями отдарились, и мы с Алёнкой вернулись до своих… А привёз я её до дому и понял, что жить не могу без дочери унтер‑офицера Гурьева. Обвенчались мы с нею и прожили аж четыре года, душа в душу, слова худого друг дружке не сказавши… И вот опять я в море. Один.
Марион вздохнула сочувственно, а Чуга вытащил из кармашка большие серебряные часы, глянул, сколько времени натикало, и откланялся – подходил его черёд вахту стоять.
Глава 2
«БОЛЬШОЙ ДЫМ»
Плавание
«Большой дым», The Big Smoke – прозвание Лондона, данное за обилие дыма и смога.
