родового поместья, поставив новую печную трубу и прибавив парочку жерновов.
Если поглядеть на оверкомбскую мельницу с одного бока, она являла глазу самую что ни на есть деловую постройку, сползающую прямо в реку; с другого же бока это было праздное, легкомысленное сооружение, почти сплошь увитое в это время года вьюнком и не имевшее с виду ни малейшего касательства к какой-то там муке. Здание было увенчано шатровой, а не щипцовой, крышей, что придавало ему приятно округлые формы, и имело четыре печных трубы, над коими редко вился дымок; две зигзагообразные трещины в стене; несколько открытых окон, в которые прохожим видны были развешанные тут и там по стенам зеркала, отражавшие отдельные уголки дома в обратной перспективе; белоснежные кисейные занавески, развевающиеся от сквозняка; две ведущие на мельницу и расположенные одна над другой двери, из коих верхняя давала любому желающему возможность шагнуть через порог на высоте десяти футов над землей прямо в пустоту; зияющую арку, изрыгающую водяной поток, и тощего длинноносого малого, подручного мельника, выглядывавшего из дверей мельницы в тех случаях, когда это место не занимала громоздкая фигура около ста килограммов весом, то есть сам хозяин мельницы.
На внутренней стороне мельничной двери, незримые для тех, кто не заходил в дом, были нацарапаны мелом арифметические действия сложения и вычитания, первоначально почти все исчисленные с ошибками, полустертые и исправленные, с нулями, переделанными в девятки, и единицами, переправленными на двойки. Вычисления сии являлись плодом трудов самого мельника. Рядом, на той же двери, виднелись длинные ряды палочек, похожие на частокол, и нацарапанные мелом уже рукой не мельника, а его помощника, который, обучаясь в детстве счету, не успел добраться до арабских цифр.
Во дворе перед мельницей лежали два вышедших из употребления жернова, коим нашли применение, врыв их в землю. На них стояли в дождливую погоду, чтобы покурить и потолковать о делах, а в летний зной на их гладкой поверхности любила располагаться кошка. В углу сада к корявому дереву был привязан еловый шест, приобретенный мельником наряду с прочими нужными предметами на рождественской распродаже мелкого строительного материала в Деймерс-Вуде. Один конец этого шеста был прикреплен к дереву на высоте нижних веток, другой возносился примерно на высоту мачты рыбачьей шхуны, а на вершине его помещался флюгер в форме матроса с простертой вперед рукой. Когда лучи солнца освещали фигуру матроса, становилось заметно, что у него не хватает примерно трех четвертей лица, краски же с его одежды смыли дожди, сделав очевидным, что прежде, чем превратиться в матроса в синей куртке, он был солдатом в красном мундире. Фигурка эта должна была первоначально олицетворять собой Джона – одного из будущих героев нашего повествования, а затем ее преобразили в Роберта – другого нашего персонажа. Сия вращающаяся вокруг своей оси фигурка не могла, однако, надежно исполнять роль флюгера из-за близости холма, создававшего разнообразные
