возьмешь двух достойных уважения мужей из правоверных, что станут тебе свидетелями? – и имам обвел рукой мечеть, в этот момент, когда одна молитва закончилась, а другая еще не начиналась, почти совсем пустую. – Ответь мне, кто поручится за тебя? Одной шахады, как ты должен знать, недостаточно.
Самира трясло от обиды и возмущения, он задыхался… Почему ему не верят, ведь он пришел сюда искренне, хотел обо всем узнать, а его встретили точно врага, словно вора или шпиона?
– Уходи, юный яковит, – имам заговорил тише. – И не возвращайся сюда больше.
Он сделал повелительный жест.
Самир развернулся, зашагал туда, где оставил кроссовки, ничего не видя перед собой. Не сразу смог завязать шнурки, услышал за спиной обидный смех, и от этого разозлился еще больше, на улицу выскочил кипящий, словно забытый на плите чайник.
Из одной общины его выгнали, в другую не хотят брать!
Неужели он на самом деле обречен на то, чтобы остаться в одиночестве?
Но одному, без поддержки, в Машрике человеку не выжить. Даже монаху-анахорету, поселившемуся в горном монастыре, нужны приношения, без них он умрет с голоду, да и молит Господа он не ради себя, а за тех людей, что несут к нему беды и горести…
Шагая по улицам, Самир понемногу успокоился, а потом вспомнил, что у него есть знакомый мусульманин, достойный доверия – может быть, он согласится выступить свидетелем, если в том возникнет нужда?
Жалко, что тогда не спросил его имени. Но это можно сделать и сейчас.
И он повернул в сторону мечети шейха Мансура, такой маленькой и скромной по сравнению со Старой.
– А, это ты, любопытный, – проговорил сторож, увидев Самира во дворе храма. – Проходи, располагайся, во имя Аллаха, который, как известно, с терпеливыми. Рассказывай, как твое колено?
– Спасибо, хорошо. – Самир замялся, не зная, как начать разговор, а потом решил, что терять ему нечего, и выпалил. – Если я вдруг захочу сделаться мусульманином, вы сможете стать… ну, этим стать… свидетелем для меня?
Старик усмехнулся, огладил седую бороду.
– Чудно. Принадлежат Аллаху и Восток, и Запад, – сказал он. – Нет, я откажусь.
Самир ощутил, что ему не хватает воздуха, грудь сдавило:
– Но почему? – ухитрился произнести он, и сам разозлился, поняв, что голос дрожит от обиды.
– О таких вещах не говорят на ходу, – старик покачал головой. – Подожди меня. Присядь вон там.
Крохотный дворик окружала галерея, и в ее сени имелись лавочки, одну из них и занял Самир. Сторож ушел внутрь мечети, но быстро вернулся, уселся рядом, и некоторое время они сидели в сумраке, неподвижно и молча.
Слышно было, как в кустах жасмина за мечетью поет какая-то птица.
– Ты не готов, – сказал наконец старик. – Твое желание идет не от глубин сердца. Покинуть веру отцов и обратиться к другой, пусть даже истинной… уверен ли ты, что хочешь именно этого?
– Да! – выпалил Самир.
