его горе.
– Что еще ты хочешь узнать, дитя? – будто вовсе не замечая тщетных попыток Брана сделать что-либо с собственным безразличием, спросил Одвал.
– В этом лесу есть какой-нибудь источник? Ужасно хочется пить, а мы бессильны найти его.
– Источник? – задумчиво переспросил сатир. – Ах да, припоминаю. Есть, но ближайший к вам находится по ту сторону, – крепкой, морщинистой ладонью он указал направление, куда детям стоило держать свой путь. – Там есть небольшое, практически незагрязненное болото. Если не хотите умереть от жажды, то вам лучше следовать на юг. Туда, где простирается поляна лесного камыша, слышно кваканье травяных лягушек, квакш, жерлянок и глухой писк древесной саламандры.
– А чего-то почище болота не найдется? – полушепотом переспросил Бран, все же страшась, что его надоедливые вопросы выведут лесного духа из себя.
– Есть. Туманное озеро. Но я не советовал бы вам отправляться туда сейчас. Пока еще не время… – таинственно сказал Одвал, будто бы замыслив что-то нехорошее.
– Пока еще не время? Что вы имеете в виду? – заинтересованно переспросил Бран.
Пытливый ум юноши распознавал в этих загадках некую откровенную издевку, словно он был управляем кем-то другим, более могущественным и всевластным.
– Всему свое время, дитя мое, а покамест тебе следует послушать кое-что, – с этими словами Одвал достал свою длинную, поблескивающую в свете звездного неба флейту и, не дождавшись ответа юноши, начал исполнять дивную мелодию.
Бран услышал мелодию глинистой плодородной лесной почвы, которой так хотели завладеть жители деревни, молодой травы, плодоносных кустарников, еловых ветвей и причудливых яйцевидных шишек. Мелодию леса, животных, что рождаются, проживают свою жизнь и умирают здесь, становясь черноземом. Мелодию Ардстро и людей, коротающих в деревне отведенные им дни. Мелодию самой жизни. Она разливалась по телу Брана, словно топленое масло по стенкам жестяной кастрюли. Дышала его легкими, отбивала ритм его измученного путешествием сердца. Звуки были необычайно воздушными, чистыми и прозрачными, словно вода в только что вырытом колодце, напоминали пение первых жаворонков. Мелодия порхала над лесом, словно дивная жар-птица.
Эта чудная песнь овладела Браном, его веки стали медленно слипаться, подобно уставшим за день крылышкам бабочки белянки. Поддавшись искушению, он больше не мог держать равновесия и, как мешок, наполненный снедью, свалившись в мокрую сырую траву, крепко уснул, подобно ребенку, засыпающему под самые волшебные сказки, рассказанные родной матерью в предзакатный час.
– Вот же черт! И, по-вашему, я должен был просыпаться из-за этого олуха, решившего прогуляться по полному хищных тварей лесу? Еще и проспал свой же дозор! – возмущался Фиц, раскидывая руки в стороны от собственного негодования. – Он совсем не меняется. Как дрых беспробудно, когда мы искали
