Начали приносить одежду, дарить подарки. К концу недели у Нади была целая полиэтиленовая сумка вещей и книг. Вечером, перед отъездом в её честь устроили праздник. Собралось всё отделение, вместе с медсёстрами и врачами.
Накрыли нехитрый стол из того, что привёз Яков и принесли из лакомств сами больные. У всех было странное ощущение, не очень внятное, но рождающее смутные ожидания. Праздновали её новое имя, переезд, новоселье новую жизнь, ушедшее прошлое. Когда хлопнула пробка шампанского, Надя чуть не закричала, но сдержалась. Ей было смешно и не по себе от того, что все вот так…
Шампанское ударило в голову. Кто-то принёс музыку. Негромко звучал лёгкий мотив. Молодой человек, совсем ещё мальчик пригласил её танцевать, и под крики одобрения, они не спеша стали переступать в такт музыке. Руки мальчика жгли спину, и чтобы подавить смущение, она рассматривала людей, коридор, нехитрый праздничный стол. Вдруг она увидела невзрачного человечка, за которым наблюдала около двух месяцев назад. Тогда она спрашивала о нём у соседок по палате, пытаясь объяснить своё видение, но оказалось, что он «обычный дурачок», умственно-отсталый, один у матери. Ему должны оперировать ногу, но что-то задерживало операцию. Человечек действительно волочил ногу, часто ходил с костылём. И теперь он шел по коридору, на него опираясь.
Музыка заполняя пространство. Перед Надей все поплыло как в замедленной съемке: лица, бледные больничные стены с простенькими часами, лицо человечка искорёженное гримасой, и потом, как при пробуждении… какой-то шум, грохот, визг. Она развернулась на шум: человечек лежал к ней ногами, и что-то тёмное выползало из-под его головы под стол, в самую тень. Только потом она поняла, что это кровь. Черты лица человечка, искажённые невыносимой мукой, расправлялись. Бесцветные голубые глаза удивленно смотрели в потолок. Мертв – скорее почувствовала, чем поняла Надя. Сзади кто-то испуганно завыл.
Всё объяснилось просто: человечек страдал эпилепсией. Приступы были редкие, чаще всего побуждаемые эмоциональными событиями. Вот и сейчас, он шёл по коридору, когда его вдруг выгнуло, и бросило навзничь. Костыль, прижатый предплечьем, послужил рычагом, направившим его голову на изломанную металлическую спинку стула, непонятно откуда вообще тут взявшегося.
За Надей Яков с Марьей Семеновной приехали вместе. Пока она прощалась с соседями по отделению и медперсоналом, они терпеливо выслушали подробные наставления врача. В машине Наде стало не по себе. Яков грузил в багажник нехитрый скарб своей новой квартирантки, бабка Марья показала, как пристегнуть ремень безопасности. Щелчок багажника напугал Надю окончательно, и она разрыдалась, не в силах ни сдержать слёз, ни остановиться. Бабка Марья по матерински прижала её голову к груди. Яков молча завёл машину. Сквозь слёзы Надя смутно видела, как быстро удаляется серый силуэт больницы. День выдался сырой и пасмурный. Машина не спеша покатила по шумным улицам столицы. Надя подняла голову и оторопела: другой мир, шумный и разноцветный
