не удержался и украсил окна резными наличниками. Для пола и потолка напилили плах. Из дикого камня сложили печи. Горницу разделили временными перегородками. Двери, чтоб не пробил мороз, обили с двух сторон шкурами. В сенях лестница на чердак и клеть для хранения продуктов. Дома получились ладные, опрятные.
В следующее лето поставили еще четыре избы. Для них брёвна готовили загодя, в феврале, на ущербе месяца. Деревья в эту пору спят – соку мало. (Весной и летом они все в соку, от чего при сушке лопаются).
Всего получилось шесть изб: пять для семейных и одна, побольше, для холостяков. Поселение, по предложению поручика, обнесли для порядка и безопасности высоким заплотом: ему больно хотелось, чтобы их небольшой гарнизон был похож на настоящую крепость.
У домов на припеке весной устроили гряды. Посадили лук, редьку, картошку. Семена для посадки услужливо доставил всё тот же Василий. Дубов собрал в лесу несколько пчелиных роев и расселил их в заранее подготовленные колоды. Кроме того, вблизи полян, богатых медоносами, выдолбил в нескольких кедрах полости. Внутри навешивал остатки сот. Пройму, через которую вырубал дупло, плотно закрывал деревянной вставкой. В период роения пчелы-разведчики быстро находили надежные, теплые жилища и приводили в них рои. К осени соорудил омшаник. Уже следующим летом меду взяли столько, что еще с пол пуда выделили на обмен с якутом.
Зимой добывали зверя. Шкуры выделывал Шалый, а супружница Ульяна19 шила из них одежду и обувку. Как-то он попросил её сшить ему шубу из медвежьей шкуры.
– Чур, тебя, чур! – замахала она руками, – Нельзя одевать шкуру амаки, худо будет.
Наденешь шкуру амаки, его дух за тобой придет. Накажет за то, что убил.
Про патроны уже и не поминали. У Василия всегда был один ответ – «шхуна не пришла». И горестно вздыхая, широко разводил руками. Белогвардейцам же ссориться с якутом было опасно. Он хоть и обдирал их, как липок, – все из осьмины норовил четвертину вытянуть, но необходимым обеспечивал. Что ни закажешь, все доставит.
Порой обитателей гарнизона все же посещали робкие мысли выйти, сдаться на милость властям. Но, выслушав в очередной раз рассказы якута о том, какие суровые приговоры выносят даже тем, кто всего лишь однажды помог белым, они быстро улетучивались. Понимали, что купец может и приврать, чтобы не потерять выгодных покупателей, но все равно было боязно.
Оставшиеся без женщин офицеры, уже на второй год стали просить якута привезти и для них невест, но тот почему-то упорно отказывал.
Особенно донимал купца ротмистр.
– Василий, выручи! Окажи милость – мне хоть косую, хоть кривую. А то ведь помру, так и не посеяв семени, как будто и не жил на земле. Страшно ведь. Сколько скажешь, уплачу, выручай!
Однако якут, против обыкновения, был тверд и непреклонен. Дело в том, что один из его должников пожаловался участковому милиционеру: мол, Сафронов Василий его дочь на год взял за долги и никак не отдает. Еле выкрутился.
Подавляющее большинство якутов были крещёнными и имели русские (православные) имена.
