камусом лыжах, подъехал старший сын Бюэна – Орон, живший с женой и двумя детьми-погодками, четырех и пяти лет, в одном чуме с родителями. Радушно всех поприветствовав, он снял меховую куртку, и, подойдя к Корнею, крепко обнял его:
– Дорова! Что долго ехал?
– Семья, забот много. Это мой старший – Изосим. Привёз знакомить.
– Хорошо делал. Друг друга знать надо.
Быстро перекусив, Орон, рассказал, что в стойбище приезжал человек из исполкома. Уговаривал перейти на жительство в деревянную избу возле какой-то культбазы. Говорил, что в избе тепло, детей будут учить писать буквы и из бумаги про все узнавать.
– Что ты ответил исполкому? – насторожился Бюэн.
– Сказал: «Эвенк не может жить избе. Эвенку с оленями кочевать надо. Не поедем! В чуме жить будем».
– Хорошо сказал. Избу за стадом не повёзёшь. Олень без кочёвки умирай.
– Эвенка учить исполком не может, исполком не знай, как тундра жить, как олень пасти, как чум ставить. Чему исполком учи? Как он ходи, как он живи? Эвенк нельзя живи так. Эвенк умирай такой жизнь, – не вытерпела, вмешалась в разговор жена Бюэна – Ирбэдэ.
– Когда уезжал, шибко злой был. Сказал: «Ты не эвенк, ты кулак. На тебя упряжку найду». Отец, он что, из нас оленей хочет делать?
Бюэн расстроился.
– Эвенк не будет оленем. Такой позор наш род не надо. Уходить будем. Далеко уходить. Пусть исполком сам оленем будет.
– Еще шаман Оргуней приезжал. Ругал, что ты ехал лучу* звать. Сказал, что больсевики всех шаманов убьют. Тогда жизнь кончится.
– Жадная ворона много каркает. Десять оленей дали – не лечил. Корней хорошо лечит, олень не просит.
* * *
Запущенные болезни поддавались лечению с трудом. Ослабевшие животные, особенно быки, продолжали умирать.
Корней нервничал, а Изосим, напротив, втайне даже радовался, что задерживаются. Жизнь в стойбище ему всё больше нравилось. Он легко освоил язык, перезнакомился и подружился со сверстниками. Играл вместе с ними, смотрел за стадом, ходил на охоту. Особенно привязался к Васкэ. Несмотря на разницу в возрасте (Васкэ 17, а Изосиму только 14), они сразу подружились.
Бабушка Ирбэдэ не могла есть оленину, и ребята специально для неё ходили за тетеревами. Молодой эвенк охотился не с ружьем, а с луком Хэгды, подаренным дедом после смерти дяди. Большой, почти в рост, лук для упругости был оклеен оленьими сухожилиями. Натяжение тетивы было столь велико, что она звенела от малейшего прикосновения. Оттянуть такую тугую тетиву непросто, зато и стрелу она посылает на высоту парящего орла.
Колчан для стрел был красиво вышит. Наконечники у них выкованы из гвоздя. Хвостовое оперение устроено так, что в полете стрела начинает вращаться, как пуля, вылетевшая из ствола нарезного оружия. Это придавало ей устойчивость и точность стрельбы.
Неслышно ступая мягкими ичигами – легкими кожаными сапогами, перехваченными сыромятными ремешками по голенищу, Васкэ мог подойти на расстояние
