поднялся я на балкон. И тут, лишь только открылся занавес, выяснилась интересная деталь. (Это я о художественном оформлении «лучшего образца»). На сцене помещался двухэтажный помост и, с точки зрения идейного наполнения, было это вполне понятно. На авансцене, ближе к зрителю действовали персонажи простого звания, так сказать: народ, глашатаи, обыкновенные солдаты и тому подобное. На первом этаже помоста – персонажи более значимые: военачальники, командиры, правда, невысокого ранга. А на самой верхотуре, на втором этаже – знать: генералы всякие, маршалы по-нашему, графы, бароны, ну, и сам Ричард третий с женой, убиенной впоследствии, и так далее.
Всё бы хорошо, только декорация, то есть помост этот самый, была несколько великовата для нашей сцены, а потому публика, занимавшая первые ряды зрительного зала, видела всю сцену полностью. А вот те, кто сидел подальше наблюдали урезанный вид – головы персонажей второго этажа скрывал арлекин – передний занавес, как бы высоко он не был задран. Мне же, сидевшему на балконе достался театр «по коленки», ибо происходившее на втором этаже помоста наблюдал я только до колен.
Сложно передать простыми словами всю гамму чувств, которую испытываешь, воспринимая динамические, трагические, острые или комические эпизоды исключительно через движения ног.
Приходили ноги женские, потом мужские, снова мужские и опять мужские. Различались ноги цветом облегавших трико и обувью. Иногда за ногами волочилось холодное оружие – меч или шпага, тут сразу становилось понятно – мужчина. А один обладатель ног вдруг рухнул на помост, показавшись зрителям балкона всей своей сущностью, следом рухнул и другой, а чуть позже и ещё один. Тут, конечно, зрители балкона поняли, что свершилось страшное злодейство…
***
Наблюдая всё это ножное действие, вспоминал я забытый актрисой и режиссёром мост и ладонь, прикрывающую шепелявый рот, и мысленно благодарил театрального бога. За что? Догадаться не трудно.
ВПЕЧАЛЕНИЕ
Выездной спектакль оперного театра в доме культуры племенного хозяйства
Пожилой, шустрый, сухонький Ромео, прикрытый искусственным рыжим париком c пришпиленным к нему странным беретом, стуча по сцене деревянными ножнами не по росту длинной шпаги, скакал перед не первой свежести Джульеттой, необъятной и неподвижной, как чугунный постамент.
Иногда попадая в ноты Ромео пискливо признавался в нежной страсти к этому чудовищу, на что чудовище, под нестройные звуки многократно урезанного оркестра, признавалось в ответной страсти, вызывая усиленные скачки несчастного страдальца.
Открыв в желании огромный кроваво-красный рот, сия дива ещё и руки время от времени разводила, для пущего эффекта. Но эффект оказался в итоге не тем, что задумывался.
Странный берет дрожащего от вожделения любовника зацепился в процессе подскакивания за пуговицу на обшлаге её рукава, и в следующую
