старик, пропустив непрозрачный, как паленая водка, намек мимо ушей. – Пять фунтов героина. Неплохо! У кого-то сегодня будет праздник.
– А у кого-то – не будет, – мрачно заметил каталонец. – Журналисты знают, что это был священник, а наркотики он прятал в статуэтке Девы Марии?
Салафия рассмеялся.
– Если и знают, не напишут. Мы в Италии! То, что сейчас на площадях не устраивают аутодафе, вовсе не означает, что инквизиции больше нет. Просто теперь она называется цензурой. Мы живем в век толерантности, не забывай! – он вдруг снова стал серьезным. – Ладно. Это хорошо, что вы успели до заката, значит, вас не только пустят на ночлег, но даже еще и накормят поздним ужином.
Федерико взглянул на него непонимающе.
– Что вы имеете в виду, монсеньор? Разве мы остановимся не здесь?
– Здесь? Нет. Здесь остановлюсь я. А для вас уже подготовлены комнаты в другом месте. Ну что, идем?
Он, наконец-то, отклеился от борта своего любимого грузовика, на который опирался спиной все это время.
– Пешком? – кукольник с беспокойством взглянул на жену. Эльза молча стояла рядом, не делая попыток вмешаться в разговор, и с любопытством оглядывалась по сторонам. – Но, монсеньор, она устала… мы не спали уже сутки.
– Здесь рядом, – отмахнулся Салафия и первым направился к выходу с парковки, – минут десять – и мы на месте. А кроме того, в исторический центр все равно нельзя на машине.
– Опять исторический центр, – пробормотал Федерико. – Как в тот раз… и тоже теплая осень.
– Что ты сказал? – старик обернулся. В своем черном костюме и цилиндре, в черной шелковой рубашке и с (разумеется) черным галстуком он как никогда напоминал гробовщика.
– Ничего, – быстро ответил каталонец и привлек Эльзу к себе, приобняв за талию. – Просто вспомнил ту осень в России, в одном из миров. Помните старый город? Брусчатка, по которой нельзя ездить. Но вас это тогда не останавливало…
Кукольник умолк, смешавшись под тяжелым, пристальным взглядом ледяных серых глаз сеньора Салафии. Его лицо ничего не выражало, одна и та же каменная маска на все случаи жизни. Но за столетия, проведенные рядом с монсеньором, Федерико уже уяснил: когда тот так смотрит, лучше сделать вид, что тебя невероятно интересует окружающий пейзаж. Или надеть темные очки, что он и сделал, притворившись, будто солнце, отражаясь в окнах отеля, слепит его.
– Прошло пять лет, – только и сказал старик. – Пора бы уже забыть.
Когда Салафия отвернулся, каталонец тихонько выдохнул, и вместе с Эльзой последовал за своим хозяином туда, где им предстояло провести эту ночь. Бог дает своим созданиям свободу выбора, но если ты делаешь выбор в пользу зла, будь готов к тому, что тебя лишат и этой скромной возможности – решать, где тебе спать, что есть и есть ли вообще.
***
