любимым делом.
– Ты действительно не будешь жалеть отца, если он умрёт? – спросила я её той ночью. Из любопытства – люди не перестают меня удивлять. Их церковь объявляет, что семья важна почти так же, как и Бог – и они предают и ту, и другого, даже не моргнув глазом.
– Когда он умрёт, – спокойно поправила Елена. – Жалеть? Конечно, нет. Когда это вещь жалела своего продавца?
На моей памяти было несколько таких случаев, ещё во времена легализированного рабовладения, но я как обычно промолчала.
– Эрик убьёт его и приедет сюда, – произнесла Елена, вглядываясь в сумрак над моим плечом. – И тогда я ему устрою!
Я невольно принюхалась: не несёт ли от неё серой? Такие речи нормальны для младшего демона – глупого чертёнка.
Нет, Елена всё ещё была человеком. Семнадцатилетней девчонкой, уверенной, что с ней никогда ничего ужасного случиться не может. Она же контролирует ситуацию. Она же может всё.
И я тоже порой задавалась вопросом: наивность это или притворство?
Через пять дней Эрик, загнав силийского короля к стенам его же столицы, милостиво согласился и на сражение, и на ритуальный поединок. К тому времени силийская армия уже не превосходила числом вейстерскую.
– Если бы я умела держать меч, я бы сама отправилась сражаться! – воскликнула вечером, за ночь до сражения, фрейлина принцессы Миранда.
Её поддержали, и Елена тоже улыбнулась, благосклонно кивая. А потом фыркала, оставшись наедине со мной:
– Сражаться? Она что, дурочка? И пасть смертью храбрых идиотов? Посмотри, Сэл, эти курицы даже не знают, что для них хорошо! Что ими движет? Как называется это глупое желание отдать жизнь за якобы великие идеалы, так, чтобы остальные потом тобой восхищались, а?
– Это называется патриотизм, принцесса.
Елена снова фыркнула, как рассерженная кошка.
– Совершеннейшая глупость.
Да, патриотизм, как и альтруизм, были ей чужды. Зато любопытство с эгоизмом – совсем напротив.
Король Эрик, коварно напав ночью вместо утра (как вообще-то они договаривались с силийским королём), уничтожил почти всю силийскую армию – зато король получил своё генеральное сражение. И ритуальный поединок состоялся, утром, когда уже стало понятно, что Силия проиграла.
Я разбудила Елену и, пересказав ей последние новости, спросила, не хочет ли она посмотреть на поединок.
Елена хотела. Мы сели у зеркала, которое я принесла ей из Кании, где этот предмет интерьера не был роскошью. Я стукнула ногтем по стеклу, и, когда рябь улеглась, мы увидели Эрика в белых матовых доспехах и отца Елены, напоминающего медведя, в два раза крупнее вейстерского короля – в чёрных доспехах. Поединок уже был в разгаре, короли кружили по небольшой площадке, солдаты – в основном вейстерцы – подбадривали. Эта дуэль не была красивым представлением: доспехи в ту эпоху ещё были слишком тяжёлыми, а люди в них – слишком неповоротливыми, чтобы поединок сделался
