себя достойно, и для Гая было важно и это, и то, что город немного обеднеет оттого, что Юлий не будет ходить по его улицам.
В толпе скорбящих выделялся мужчина, одетый в чистую тогу из хорошей белой шерсти. Он не остановился у повозки, а сразу подошел к Гаю.
– Меня прислал Марий, консул. Его сейчас нет в городе, но он послал меня сказать, что не забудет твоего отца.
Гай вежливо поблагодарил посланца.
– Передай консулу Марию… – Он лихорадочно соображал, что ответить. – Передай, что я навещу его, когда он в следующий раз будет в городе.
Посланец кивнул:
– Уверен, у дяди тебя ждет теплый прием. Он будет в своем городском доме ровно через три недели, считая от сегодняшнего дня. Я ему сообщу.
Человек Мария пробрался сквозь толпу и вышел за ворота. Гай проводил его взглядом.
Марк придвинулся к нему и тихо сказал:
– Ты уже не так одинок, как был только что.
Гаю вспомнились слова матери.
– Да. Отец показал пример, как нужно жить. Я буду равняться на него, чтобы стать таким же примером для моего сына, когда сам лягу здесь, и он будет приветствовать тех, кто знал меня. Клянусь.
В рассветной тишине зазвучали низкие голоса плакальщиц, негромко повторяющих одни и те же скорбные фразы. Казалось, печалью полнится весь мир. Повозка медленно выкатилась за ворота, и люди, склонив головы, потянулись следом.
Через несколько минут двор снова опустел. Гай задержался, ожидая Тубрука, который зашел в дом проверить, как чувствует себя Аврелия.
– Ты идешь? – спросил Гай, когда управляющий вернулся.
Тубрук покачал головой:
– Останусь с твоей матерью. Не хочу, чтобы она была одна в такое время.
Слезы снова навернулись на глаза. Гай пожал руку старому гладиатору:
– Закрой за мной ворота. Я сам, наверное, не смогу.
– Ты должен это сделать. Твой отец направляется к месту своего упокоения, и ты должен проводить его, но сперва новому хозяину полагается закрыть ворота поместья. Я не могу занимать твое место. Закрой поместье для траура и зажги погребальный костер. После этого я смогу назвать тебя хозяином. А теперь ступай.
Слова застряли в горле. Гай отвернулся и закрыл за собой тяжелые ворота. Двигавшаяся размеренным шагом похоронная процессия ушла недалеко, и он пошел за ней, расправив плечи и с болью в сердце.
Погребальный костер был сложен за городской стеной, неподалеку от фамильной усыпальницы. Хоронить людей в пределах Рима запретили уже давно, десятки лет назад, поскольку земля требовалась для строительства. Гай молча наблюдал за тем, как тело его отца положили на пирамиду, сложенную из пропитанных ароматическими маслами поленьев, хвороста и соломы. В воздухе повис тяжелый цветочный запах, и плакальщицы сменили скорбные причитания на песнь надежды и возрождения. Служитель, готовивший тело Юлия к кремации, вручил Гаю зажженный факел. Темные глаза и спокойное лицо выдавали
