капелька крови, похожая на крохотный рубин.
Я счел, что Лили не стоит знать, каким, сам того не желая, я оказался жестоким, а потому я замолчал случившееся и решил в будущем вкладывать в удары плеткой как можно меньше силы. В действительности же с того вечера я никогда больше ею не пользовался, чтобы ненароком не причинить девушке вреда.
Впоследствии я подарил плетку Кларе, которая увезла её в Лондон и порадовала там всех своих друзей. Плетка по-прежнему хранится у неё и ценится как самый дорогой подарок.
При помощи этой самой плетки, которой я теперь осторожно трогал спину и мясистые части рук Лилиан, я заставил её медленно раздеться передо мной, но до того ей пришлось ходить по комнате, чувствуя мою ладонь, прижатую к двум волосатым губкам её второго ротика.
Когда Лилиан была раздета и я насытил глаза и губы этим столь мной любимым и столь нестерпимо меня возбуждавшим стройным тельцем, я приказал ей стоять, подняв подол сорочки обеими руками до уровня шеи. Лицезреть её в таком виде было истинным наслаждением. Лили одновременно ворчала и смеялась. Утаить она ничего не могла, но, тем не менее, извивалась, словно надеялась этими змеиными движениями скрыть от моего распутного взора хотя бы один уголок своего тела. Если Лили пыталась отпустить сорочку, я взмахивал над её головой плеткой, и она снова принимала исходную позу. Пока она стояла, слегка наклонившись вперед, будто хотела таким образом спрятать шерстку, оттенявшую низ её женственного, плоского живота, я медленно раздевался, все время глядя на неё и прохаживаясь вокруг, словно она была манекеном, и тем самым только усиливал её смущение, которым всецело наслаждался.
Потом я передал ей свою верхнюю одежду, рубашку и т.д., которые надлежало аккуратно развесить. Встав на колени, Лили сняла с меня ботинки.
Она заранее привязала к волоскам на лобке ленточку, и теперь я забавлялся тем, что дергал за неё, не обращая внимания на восклицания девушки, испытывавшей достаточно болезненные ощущения.
Ещё только войдя в комнату, она напомнила мне о ленте и сказала, что страшно хочет "пи-пи". Последнее я ей на некоторое время запретил.
Угрожая плеткой, я заставил Лили стоять прямо и ощупал ей живот. Он был довольно твердым и раздутым. Я надавил указательными и средними пальцами с двух сторон в тех местах, где начинались бедра. Лили попросила, чтобы я прекратил, утверждая, что если я не перестану давить ей на пупок и живот, она не сможет больше сдерживаться.
По-прежнему угрожая "тростью с приветом", которой я всего несколько раз нежно дотронулся до неё, я уговорил девушку сесть на вазу. Долго сдерживаемая струйка мочи громко зажурчала о дно сосуда, а я стоял над девушкой и наблюдал. Лили сделалась пунцовой от стыда, однако осталась довольной, и похоть её распалилась.
Затем мы перешли на постель, оба совершенно голые. После обычных поцелуев и тесных объятий я приказал ей помастурбировать.
