отвязали, да самый молоденький солдат, сжалившись над измученной пленницей, дал глотнуть воды. Но начальник отряда одёрнул его: « Не сметь потакать ведьминым хитростям! И умирающей прикинется, чтобы разжалобить! У ведьмы девять жизней, ей только костёр и страшен!»
И опять кинули поперёк седла, как мешок с просом, и опять пустили вскачь коня. К вечеру привезли полонянку в Кронийскую темницу, бросили в сырую камеру на кучу соломы, даже руки не развязали, но дали воды и хлеба, и оставили так под замком.
Гаркана была так измотана дорогой, что не смогла поесть, горло сжало, она попила воды, упала на солому и проспала до рассвета каменным сном.
Утренняя сырость наползла в темницу холодной змеёй, липкими поцелуями полезла под одежду, ознобом сотрясая тело. Пленница встала, потянулась. Тёплый шерстяной платок, накрест опоясывающий грудь и закрывающий плечи, не спасал от холода. Ломило руки, стянутые в запястьях жёсткими верёвками.
Гаркана вынула из-за пазухи вчерашний кусок хлеба и съела его, выпила воды и умылась. Тяжёлый дурманящий запах каких-то цветов она ощутила ещё вчера, едва переступила порог камеры, но сейчас он стал ещё сильнее и резче.
Гаркана встала на кучу прелой соломы, на которой спала; ухватилась связанными руками за камень стены, подтянулась на цыпочках к маленькому, забранному решёткой окну, чуть-чуть смогла заглянуть. Болотистая пустошь простиралась за тюремной башней, вся покрытая пурпурно-лиловым ковром – в разгаре было цветение багульника. Чужими, нелепыми казались нарядные цветы, источающие сильный аромат за серым мшелым камнем темницы.
Мешок солдаты забрали, там было и зеркальце и гребень, и пленница довольствовалась тем, что тонкими пальцами разобрала на пряди спутанные волосы, заплела спереди несколько косичек, как носили лекарки её рода. И едва села обратно на солому, как за ней пришли двое солдат.
– Встань, ведьма, и следуй за мной! – велел ей высокий мрачный мужчина и копьём показал на дверь. – Суд Инквизиции Кроноса допросит тебя.
– Руки развяжи! – потребовала Гаркана, поднимаясь с соломы.
Она устала бояться за истекшую ночь. Она ни в чём не виновата, люди мрут от поветрия, драгоценное время стремительно уходит, она по тупоумию этих безмозглых солдат в тюрьме и не будет покорно молчать, будто жертвенная овечка.
– Может, тебе ещё свинины и вина подать, и ванну мраморную наполнить? – гоготнул солдат, грубо хватая её за плечо. – Пошла, сказал!
– Шакал трусливый! – крикнула Гаркана и попыталась лягнуть солдата, да не достала. – У тебя мякина в голове вместо мозгов!
– Топай, ведьма, и рот на замке держи! – тюремщик схватил её за шиворот и выволок из камеры в узкий тёмный коридор. – Пошла вперёд! – остриё копья упёрлось ей в спину.
Ярость охватила Гаркану. Впервые человек, слабое, хрупкое, болезное существо, жизнь которого она столько раз держала в руках, не сострадание вызвал в ней, а жгучую ненависть. Не страшась
