смехом и прибаутками. Никто ему не отказывал, а если и отказывал – так находилась замена. Постельные утехи давно уже были обыденной частью его жизни. А теперь ему запретили. И дразнили. Он почти слышал, как стекают капли по обнаженному телу Марики. Угадывал, как она касается полной груди. Воображал струи воды на ее белых бедрах. Это было совершенно невыносимо!
Тихий всплеск, томный вздох, низкий смешок – и он сдался. Вскочил, сделал один только длинный шаг – изба крохотная, все рядом.
– Ты чего, княжич? Сдурел?
Поздно: мокрое трепещущее тело уже в его руках. Скользкое, горячее, гладкое, как рыба или как русалка.
– У меня имя есть, – прорычал, слепо находя губами ее губы.
– Олег, пусти, я запрещаю! Не нужно, жалеть будешь! Пусти, говорю, дурак! Ах!
Поздно. Он уже нашел грудь, точь-в-точь такую, как и представлял. Тяжелое полушарие ровно легло в его ладонь.
– Олег, м-м-м…
Да. Жар ее губ, сладость дыхания. Тонкий запах трав и женщины. Потянул ее за собой, уже почти не вырывающуюся, опустился на тюфяк и застонал от боли, прострелившей ребра.
– А я говорила, что рано тебе! Повредишь швы – на живую шить буду заново.
– Замолчи уже.
Усадил ее себе на бедра, раздвигая ее колени, оглаживая живот и бока.
Марика ойкнула, явно ощущая его желание. Не было смысла лгать себе: она хотела Ольга не меньше. Может, и больше. Но им совершенно точно нельзя. Надо его остановить. Сейчас… еще немного…
А потом стало поздно. Треск шнура на штанах, его дерзкие пальцы, такое долгожданное наполнение: тягучее, словно смола, сладкое, как мед. Его стон – уже не от боли, закушенная губа. Она-то его видела отлично. И чувствовала. Двинулась невольно, прогнулась, откинула голову, подставляя грудь под его ладони. И пропала окончательно.
Как давно она этого хотела…
Плевать на все. Сам напросился. Ладонями прижала его к тюфяку, шепнув:
– Тебе нельзя дергаться, убогий.
Сама повела эту скачку, управляя покорным своим жеребцом, то разгоняясь, то замирая и выгибаясь луком. И кричала, и пела, и ловила губами его рык, снова и снова. Выпустил он не птицу из клетки – демона ночного, что ищет жертву в темном лесу. Запомнишь ты ведьму, Олег, ох, запомнишь!
***
Посмеиваясь, Марика обмывалась остывшей уже водой, ежилась, дрожала. Вздыхала, догадываясь, что за удовольствия придётся платить.
– Олег… ты… мы зря это.
– Уже жалеешь? – Ольг самодовольно усмехнулся, подгребая под себя шкуры и ощупывая повязки.
– Жалею, – тихо ответила ведьма. – Надо же было тебе… Ну зачем?
– Я заберу тебя с собой, – пообещал княжич. – Будешь со мной в тереме жить.
Марика расхохоталась скрипуче, закуталась в одеяло, стиснув зубы и пошатываясь. Усталое сытое тело гудело, ноги подрагивали.
– Молчал бы, – зло бросила она. – Дай повязки проверю, герой!
– Да
