рабочих.
Анастасия пришла в ужас и попыталась убедить Петра, что это опасно.
– Ты не понимаешь, Настенька! Это огромный механизм, который уже запущен и остановить его нельзя! – говорил тот с огнём в глазах.
В типографии стали печатать листовки, которые потом Пётр тайно приносил домой. К нему постоянно приходили какие-то подозрительные люди, которым он раздавал пачки этих листовок, и они уносили их. Анастасия любила мужа, но жила в постоянном страхе за их жизни.
В конце декабря у Анастасии и Петра родилась дочь, которую назвали Елизавета. Пётр был вне себя от счастья, а для Анастасии это была ещё одна жизнь, за чьё будущее она должна была опасаться. Слабая надежда, что муж наконец одумается и посвятит себя семье, а не пролетариату, угасла, как только Пётр стал задерживаться каждый вечер в типографии на собраниях, а домой возвращаться с кем-нибудь из рабочих, и они говорили до полуночи у него в кабинете.
Однажды вечером Пётр задержался дольше обычного. Анастасия покормила Лизу и уложила её спать. Она всегда дожидалась Петю, не ложась без него. Несмотря на свою безумную и опасную деятельность, Пётр оказался заботливым отцом и нежным мужем. Он любил Анастасию и Лизу, называя их «мои милые девочки». Однако в тот вечер она села в кресло с книгой в руке и задремала.
Ей снилось, что она задыхается. Анастасия лежала на рыхлой земле лицом вниз и не могла пошевелиться. Жуткая боль сдавила ей грудь, земля забила нос и рот, не позволяя воздуху проникать в лёгкие. Она попыталась приподняться на руках, но не смогла оторваться от земли и на сантиметр. Попыталась закричать, чтобы позвать на помощь, но лишь ещё больше земли налипло ей на язык и губы. От этого Анастасия проснулась и рывком оторвала голову от спинки кресла, судорожно вцепившись в подлокотники.
Сон улетучился, но лёгкие не наполнялись воздухом. Её грудь сжимала страшная тревога, не позволяя ей дышать. Лиза! Неимоверным усилием Анастасия поднялась с кресла и, шатаясь, бросилась в детскую. Малышка лежала на животе в своей кроватке, уткнувшись в подушку и содрогалась в конвульсиях. Анастасия, сама почти теряя сознание от недостатка кислорода и страха, перевернула девочку. Сразу же волна воздуха устремилась в лёгкие, новой болью полоснув её по груди.
Но тельце Лизы начало приобретать синюшный оттенок. Девочка открывала ротик и пыталась хватать воздух, но, видимо, кровь слишком застоялась и не позволяла лёгким раскрыться в полной мере. Анастасия сорвала с дочки рубашку и принялась массировать ей грудь. Затем подняла малышку, прижала к себе, похлопывая её по спинке.
– Дыши, Лизонька! Милая, дыши!
Лиза сделала наконец судорожный вдох и громко заплакала.
– Всё хорошо, солнышко! Молодец, девочка моя!
Она тепло укутала дочку и долго качала её на руках, боясь положить в кроватку. Вернувшийся Пётр снова заперся у себя в кабинете с очередным «товарищем», как он называл всех рабочих, которые к нему приходили. Когда
