к ее губам, целую, а открыть рот шире, чтобы вылизать ее всю до остатка, как раньше, не могу – ком в горле словно перетягивает ледяными нитками все лицо, замораживает мышцы. Все испортил. Может быть, было бы лучше, если бы я не…
Она чувствует все… Отстраняется от меня, обхватывает пальцами скулы, смотрит в глаза пристально.
– Что такое, любимый? – спрашивает сдавленным голосом. – Опять этот крик? Голова болит?
– Да, – вру я. – И тремор усилился. Врачи ничего не могут сделать. Скоро не смогу работать.
Обнимаю ее крепче, утыкаюсь носом в выемку над ключицей.
– Забери это все, малыш, – прошу я эгоистично, зная, что ей и свое дерьмо девать некуда. – Забери, прошу…
– Т-с-с, – шепчет, прижимая мою голову к себе и гладя по волосам. – Все будет хорошо. Мы со всем справимся. Что мне сделать? Как помочь?
– Просто будь рядом, – подхватываю ее под попку, усаживаю на стол. – Всегда.
Целую ее шею, ключицы, спускаюсь к груди. Хаотично, нервно, как пацан, впервые увидевший обнаженную женщину. Как будто бы она – тот самый оазис в пустыне, а я почти сдох, пока дошел до него.
– Что бы ни случилось, – стягиваю бретели домашней сорочки, обвожу языком ареолу соска, втягиваю его в рот. – Обещай, что будешь рядом всегда.
– Я буду рядом с тобой всегда, мой Ванечка, – выдыхает со всхлипом, выгибается в моих руках, зарывается в волосы пальчиками. – Я так хочу, чтобы у нас было все как раньше. Чтобы мы были как раньше.
И я хочу. Знала бы ты, малыш, как я этого хочу. Только как это возможно, совершенно не представляю. Ничего, кроме своей беспомощности, не чувствую. Ничего, кроме этих позорных приступов паники, как сейчас. Которые я вымещаю на ней. Расплескиваю свою грязь из переполненного ковша на нее и ничего не могу с этим поделать.
Не переставая целовать ее, расстегиваю штаны, резко дергаю ее бедра на себя, приставляю к влажным складочкам головку и вхожу одним сильным толчком, удерживая ее, натягивая до предела.
– Сильнее, – почти выкрикивает, впивая ногти мне в шею до боли. – Еще…
Сжимаю ее так, словно собираюсь раздавить в своих руках. Сразу в бешеном темпе долблю ее, не давая передышки ни себе, ни ей. Только это и помогает ненадолго. Только ее боль, которую приношу я. Только моя боль, которую приносит она. Только этот момент.
– Люблю тебя, – выдыхаю куда-то в ее волосы. – Люблю тебя. Ника, я так тебя люблю…
– Ванечка, – выдыхает хрипло в мое ухо, вжимаясь в меня, лаская меня интимными мышцами, – люблю… Навсегда твоя. Навсегда.
Толчки все глубже, мощнее. Не жалея ее. Ногти все сильнее впиваются в мою кожу. Не жалея меня. И я почти на грани, почти очищаюсь ею, когда мерзкий голос во мне шипит: “Пока она не знает. Это не навсегда. Не навсегда”.
Почти кричу, разнося нас обоих на части. Пытаюсь обхватить ее талию, крепче, срастись с ней, но кисть предательски опять начинает трястись. Бешено, ненормально.
Толкаю ее спиной на кухонный
