возникнет необходимость. Но никто из людей на корабль не явился. Простой горожанин вряд ли поступил бы мудро, отправившись выяснять причину услышанного в ночи шума, а если по Скавангеру и ходила бюргерская стража, они, несомненно, решили, что ничего особенного не произошло – так, просто пьяная драка.
Причальные канаты упали в воду. Распущенный парус подхватил вечерний бриз, ради которого Ванимен отложил захват корабля на столь поздний час. Чтобы направлять корабль, глазам морских людей хватало и тусклого света луны. Посудина медленно двинулась в глубь залива. Когда корабль проплывал мимо острова, на борт стали подниматься женщины и дети.
К рассвету норвежский берег остался далеко за кормой.
6
Ингеборг, дочь Хьялмара, была женщиной из Элса лет тридцати. Она рано осиротела и вышла замуж за первого же из младших сыновей, пожелавших ее. Когда же оказалось, что она бесплодна, а муж ее утонул в море вместе с лодкой, оставив ее ни с чем, никто из прочих мужчин не захотел сделать ей предложение. Прихожане заботились о деревенских нищих, обязывая их работать по году у любого, согласного взять их себе. Такие хозяева прекрасно знали, как надо заставлять отрабатывать потраченные деньги, не тратясь чрезмерно на еду или одежду для своих подопечных. Вместо этого Ингеборг уговорила Реда Йенса взять ее на корабль во время ловли сельди. Она выполняла в палаточном лагере рыбаков ту работу, какую умела, и вернулась в деревню с несколькими шиллингами. С тех пор она проделывала это путешествие каждый год, а в прочее время оставалась дома, лишь по рыночным дням ходила по лесной дороге в Хадсунд.
Отец Кнуд молил ее не вести такую жизнь. «А ты можешь найти мне работу получше?» – смеялась она в ответ. Ему пришлось отлучить ее если не от мессы, то от общины; она редко ходила в церковь с тех пор, как женщины повадились шипеть ей вслед на улицах и швырять в нее рыбьи головы и кости. Мужчины же, проще глядящие на жизнь, согласились с тем, что ей нельзя позволять жить в деревне – лишь бы успокоить языки своих жен.
Она построила себе хижину на берегу в миле к северу от Элса. Время от времени к ней захаживали многие молодые холостяки из деревни, моряки с пристававших к берегу кораблей, редкие странствующие торговцы, а с темнотой – и некоторые мужья. Если у них не оказывалось медяков, она соглашалась брать плату и натурой, отчего получила прозвище Ингеборг-Треска. В прочее время она оставалась одна и часто бродила далеко вдоль берега или по лесам. Бродяг она не опасалась – вряд ли им пришло бы в голову ее убивать, а о чем еще волноваться? – зато побаивалась троллей.
Зимним вечером лет пять тому назад Тауно, только начинавший тогда изучать жизнь на берегу, постучал в ее дверь. Когда она его впустила, он объяснил ей, кто он такой. Он наблюдал издалека за ее хижиной и видел мужчин, заходивших в нее крадучись, зато выходивших обратно с чванливым видом. Тауно сказал, что старается узнать обычаи народа его покойной матери – не могла бы она рассказать ему, в чем тут дело? Кончилось все тем, что он провел у нее ночь, и с тех
