ему говорить не пришлось. Ранильд свалил Сиварда на палубу ударом, раскровянившим ему нос.
– К лебедке, отродье портовых шлюх, – взревел капитан, – или пусть меня сожрет дьявол, если я сам не отправлю вас в пасть к спруту!
Моряки бросились выполнять приказ.
– Храбрости ему не занимать, – заметила Эйян на языке морских людей.
– Но и подлости тоже, – предупредил ее Тауно. – Никогда не поворачивайся спиной к любому из этой шайки.
– Кроме Нильса и Ингеборг.
– О, разве ты не захотела бы повернуться спиной к нему, а я к ней? – рассмеялся Кеннин. Он тоже не испытывал страха, ему не терпелось скорее оказаться в море.
Собрав примитивный подъемник, моряки подняли над палубой то, что готовилось весь долгий путь. В огромный валун был намертво вколочен большой железный стержень, затем выступающую его часть расплющили и заточили в форме зазубренного наконечника копья. По окружности валуна вбили кольца, а к ним привязали огромную сеть. По внешнему краю сети закрепили двенадцать корабельных якорей. Всю эту конструкцию свернули в огромный сверток и привязали к плоту, правильный размер которого подобрали методом проб и ошибок. Подъемник перенес все сооружение через правый борт, накренив шлюп.
– Пошли, – сказал Тауно. Сам он не испытывал страха, хотя и сознавал, что этот мир – тот, что сейчас его принимал и который он воспринимал многократно обострившимися от опасности чувствами, – может внезапно перестать для него существовать, и не только в настоящем и будущем, но и в прошлом.
Полукровки сбросили всю одежду, оставив только головные повязки и пояса для кинжалов. У каждого через плечо была переброшена пара гарпунов. На мгновение они остановились у борта. Перед ними сверкало родное море – перед высоким Тауно, гибким Кеннином, белокожей высокогрудой Эйян.
К ним подошел Нильс. Переплетя свои руки с руками Эйян, он поцеловал девушку и заплакал, потому что не мог отправиться вместе с ними. Рядом Ингеборг взяла за руки Тауно, не сводя с него глаз. Она причесалась, но на лоб ей спадала выбившаяся соломенная прядь. На ее курносом широкоротом веснушчатом лице Тауно увидел ту печальную привлекательность, которую никогда раньше не встречал среди морского народа.
– Может случиться, я больше не увижу тебя, Тауно, – сказала она так тихо, что даже стоявшие рядом не расслышали ее слов, – и знаю, что сейчас не могу и не должна высказать то, что переполняет мое сердце. Но я стану молиться за вас, чтобы если будет суждено тебе встретить смерть в этой схватке ради твоей сестры, то Господь дал тебе в последний момент ту чистую душу, которой ты заслуживаешь.
– О, ты так… добра, но… Знаешь, я твердо намерен вернуться.
– На рассвете я набрала ведро морской воды, – прошептала она, – и начисто вымылась. Ты поцелуешь меня на прощание?
Тауно молча поцеловал ее.
– За борт! – тут же крикнул он и прыгнул первым.
Шестью
