Кеннин и Эйян.
– Хорошо. Тогда здесь меня и ждите.
Они не стали возражать, выказывая чрезмерную смелость. План был составлен, и теперь они подчинялись ему с готовностью тех, кто уважает большую глубину. Тауно, самому сильному и опытному, предстояло отправиться на разведку.
У каждого к левому предплечью был пристегнут фонарик из Лири. То был пустотелый хрустальный шар, наполовину обложенный полированными серебряными пластинками, другой половине была придана форма линзы. Точно такие шары освещали дома морских людей – в них обитали крошечные морские животные, светящиеся в темноте. Отверстие в шаре, затянутое мельчайшей сеткой, не давало им уплыть и пропускало внутрь воду. Шар покоился в ящике из костяных пластинок с заслонкой. Сейчас заслонки всех фонариков были опущены.
– Да пребудет с тобой удача, – сказала Эйян. Трое обнялись в темноте. Тауно стал погружаться.
Он плыл все ниже и ниже. Он не мог представить, что мир может стать еще более темным, унылым и застывшим, но именно это происходило вокруг. Снова и снова ему приходилось напрягать мускулы груди и живота, уравнивая внешнее давление с внутренним, но даже после этого он ощущал тяжесть каждого нового фута глубины.
Наконец он почувствовал, как способен человек ночью почувствовать перед собой стену, что приближается ко дну. Он уловил запах… вкус… ощущение… прогорклой плоти – вода еле уловимо пульсировала, протекая через жабры спрута.
Тауно поднял заслонку фонаря. Луч был слаб и не проникал далеко, но его гораздо более чувствительным глазам света хватило. По его телу пробежал трепет восторга.
Под ним простирались целые акры руин. Аверорн некогда был велик и выстроен целиком из камня. Большинство его зданий превратилось в бесформенные холмики на илистом дне. Но вот глаза различили башню, похожую на обломанный зуб в челюсти мертвеца, чуть подальше – наполовину обрушившийся храм, грациозные колоннады вокруг статуи божества, сидящего перед своим алтарем и смотрящего в вечность незрячими глазами; неподалеку могучие развалины замка, чьи укрепления теперь охраняют зловещие светящиеся рыбы. А вот и гавань, видимая как холмы бывших причалов и городских стен, все еще тесно уставленная галеонами; вот дом без крыши, где скелет мужчины до сих пор пытается заслонить собой скелеты женщины и ребенка; и повсюду, куда ни глянь, – распахнутые сокровищницы и кладовые, где мерцают золото и алмазы!
А посередине распростерся спрут. Восемь его тускло поблескивающих щупалец дотягивались до каждой из углов восьмиугольной центральной площади города, на которой было выложено его мозаичное изображение. Два других, самых длинных щупальца, вдвое длиннее «Хернинга», обвивались вокруг колонны на северной стороне площади, на вершине которой стоял диск с тремя лучами – символ побежденного спрутом бога. Отвратительная голова с плавниками мешком распласталась на дне; Тауно успел заметить кривой клюв и темные глаза без век.
Он тут же захлопнул
