накидку для молодого княжича, золото–винную, с соколом в самой серединке. Юркеш прислал ей взамен шкатулку самоцветов, а накидку так и не надел ни разу.
Время текло рекой, Ольшанка грустнела. Кому тут нужна чужеземка? Даже служанки – и те шептались за спиной, кривили губы и качали головами. Не от хорошего житья она стала прибегать к ворожбе – и та показывала ей многое. Сквозь стеклянную гладь княжна видела, как светятся глаза Юркеша, когда он читает и пишет письма. Так Ольшанка узнала секрет своего наречённого, о котором догадывались, разве что, близкие друзья.
Полюбилась Юркешу ведьма из дикой чащобы – места, богами и людьми забытого. Лесовик, с которым Ольшанке кое–как удалось переговорить, скривился и признался, что на княжиче уже давно лежит древний приворот. Закружила деревенская девица молодую голову, да так, что не распутаешь узлы. Неудивительно, что Юркеш не смотрел на Ольшанку, а после Самхейна и вовсе переменился, стал угрюмым и грубым.
Не хотелось чужеземной княжне уступать какой–то ведьме без роду и племени. Но ворожить надо было с толком, иначе можно было загубить обе души – и свою, и княжича. К первой бабке ходить нельзя – пришлось пустить слух, будто хочет она новые румяна, чтоб лицо сияло, как наливное яблоко, и пусть лучшие чародеи приходят, собираются и творят. Кроме них, никто тут не справится.
На Ольшанку смотрели ещё кривее, но махнули рукой, мол, что взять с капризной княжны, привыкла купаться в золоте и пахучих мазях. Никому даже в голову не пришло, что вечно тихая Ольшанка может что–то замышлять. Очевидно, что всерьёз её не сильно воспринимали.
Пока чародеи стекались к терему, стоящему прямиком посреди степей, Ольшанка думала и не прекращала следить за Юркешем. Наконец, тот признался ей, что старый князь заболел, а Ягрэн, изгнанный братец, начал созывать войска. Не хотел последний, чтобы степное княжество отошло младшему.
Ольшанка в этом его поддерживала, хоть и не знала, за что князь изгнал Ягрэна. Слухи ходили разные: злые языки болтали, будто Ягрэн никогда не слушался отца и рос скудоумным мальчишкой, наравне бегал с мавками, знавал полуденниц по именам и приглашал за стол лесовиков и прочую нечисть. В общем, путался с лихой силой и всегда спорил со старым князем. Вот и не выдержало отцовское сердце – прогнал он Ягрэна и сделал наследником Юркеша. Только Ольшанке казалось, что оба сына запутались, как в паутине, и не знают, как из неё выбраться.
Княжна погладила пшеничную косу и поправила яркий кокошник. Ей было всё равно, за кого идти, лишь бы княжество процветало и князь не глазел на других девиц. Ягрэна она никогда не видела, но не всё ли равно? Юркеш статен, да душой мал, иначе не позволил бы себя околдовать вот так просто.
Каждый день Ольшанка принимала у себя чародеев и ворожей. Одних в лохмотьях, других в парче, третьих – в плащах из неведомой ткани. И с тех пор ей начала сниться жуть, будто что–то зарождается в лихой чаще и вот–вот норовит перешагнуть сквозь Пустошь,
