для составления этой речи от первых уроков, Борис сидел в углу библиотеки и думал: «Кто же станет теперь во главе советского государства, кто же возглавит партию?..» Впрочем, об этом, как он потом узнал, думали и многие другие люди, постарше его. Большинство решило, что это, наверно, будет Троцкий. Ведь в течение всей революции и первых лет существования советской власти имена Ленина и Троцкого почти всегда были связаны. В клубах, в школе портреты этих людей обычно висели рядом. Правда, в последние годы портретов Троцкого стало меньше, чаще рядом с Лениным стали появляться портреты Калинина, Рыкова, Томского. Но их как-то никто подходящими на «должность» Ленина не считал.
Борис писал свою речь, сидя за маленьким столом библиотекарши. Собственно, он не столько писал, сколько думал, разглядывая два больших портрета, висевших на противоположной стене. Это были портреты В. И. Ленина и Л. Д. Троцкого. Переводя взгляд с одного на другой, Борис мысленно сравнивал их.
Со своего портрета Владимир Ильич как будто прямо глядел него: большой, переходящий в лысину лоб, слегка нахмуренные брови, а под ними прищуренные, добрые, совсем живые глаза, окружённые мелкими морщинками, чуть прикрытые усами губы сложились в спокойную ласковую улыбку. Портрет этот как будто говорил что-то хорошее, доброе, и в то же время очень нужное и важное.
Мало ещё знал Борис в то время о Ленине, но вот сейчас, когда ему предстояло произнести речь о нём, он невольно старался представить себе, каким он был. И ему показалось, что портрет как будто рассказывает про себя, он как бы говорит, что тот, с кого он написан, был очень умным, очень волевым и требовательным человеком, и в то же время необычайно добрым и человеколюбивым. Так Борису и захотелось написать в своей речи, и он набросал несколько первых фраз.
Остановившись, чтобы обдумать продолжение речи, он невольно взглянул на висящий рядом портрет Троцкого. Тот был написан почти в профиль, и поэтому отчётливо выделялся его горбатый, тонкий нос; чёрные подкрученные усики и выступающая вперёд, узенькая, прямо мефистофельская бородка, довольно пышная чёрная курчавая шевелюра и густые чёрные брови вызывали какое-то неприятное ощущение и, пожалуй, не столько антипатию, сколько страх.
Боре показалось, что если теперь во главе советского государства станет этот человек, по-видимому, очень жестокий, то он, вероятно, введёт новые законы, а многие ленинские отменит.
В таком раздумье, возможно, выраженном не так примитивно, как это записано нами, Алёшкин и провёл большую часть времени, отведённого ему на подготовку речи.
Вообще-то он очень не любил говорить заранее написанную речь. Имея такую бумажку, он всегда путался. Невольно ему на ум приходил его первый доклад, и он терялся. Борис предпочитал говорить сразу то, что думал, но он понимал, что на этом митинге он должен был сказать такую речь, чтобы в ней не было лишних слов, и в то же время прозвучало бы самое нужное и главное. И он снова принялся писать. Вдруг как-то само собой начало получаться.
