к нему как к одному из очень немногих покупателей, способных заплатить требуемую цену. Таким образом, князь и Шарлотта с легкостью договорились избегать торных путей Верверов, как дочери, так и отца. Существенно только одно: обсуждая этот вопрос, они впервые заговорили о Мегги. Шарлотта еще в парке затронула эту тему – именно она начала разговор с полной невозмутимостью, что было, конечно, довольно удивительно, если вспомнить ее речи всего лишь десять минут назад. Снова она предстала перед своим спутником в новой тональности – как он сам бы выразился, в новом свете. Князь, хоть и не подавал виду, в глубине души восхищался простотой и легкостью этого перехода, который она не взяла на себя труд ни отметить, ни объяснить. Совершился переход все на том же газоне; Шарлотта внезапно остановилась перед князем со словами:
– Ей, конечно, сгодилось бы что угодно, она ведь такая душечка. Хоть бы даже я вздумала преподнести ей подушечку для булавок с дешевой распродажи на Бейкер-стрит.
– Вот и я о том же, – рассмеялся князь этому намеку на их отрывочный разговор на Портленд-Плейс. – Именно это я и предлагал.
Между тем Шарлотта и внимания не обратила на его напоминание. Она продолжала свое:
– Но это же не довод. Если так рассуждать, никто ничего не стал бы для нее делать. Я хочу сказать, – пояснила Шарлотта, – если бы все начали злоупотреблять особенностями ее характера.
– Ее характера?
– Не нужно злоупотреблять особенностями ее характера, – продолжала девушка, все так же пропуская мимо ушей реплику князя. – Так нельзя, если не ради нее, то хотя бы ради себя. С нею всегда можно сэкономить массу хлопот.
Шарлотта говорила задумчиво, не отрывая взгляда от лица собеседника. Можно было подумать, что она с чисто практической заботой ведет речь о каком-то человеке, который князю сравнительно мало знаком.
– Во всяком случае, она никому не причиняет хлопот, что верно, то верно, – проговорил князь. И прибавил, как будто его слова прозвучали недостаточно определенно: – У нее на это, прости господи, эгоизма не хватит.
– И я то же самое хотела сказать, – немедленно подхватила Шарлотта. – У нее не хватает эгоизма. Просто нет никакой необходимости что-то делать для нее, абсолютно никакой. Она такая скромная, – углубляла свою мысль Шарлотта, – и всегда обходится малым. То есть, если кто-то ее любит… Или, вернее, нужно было сказать – если она кого-то любит. Тогда она все оставляет без внимания.
Князь слегка сдвинул брови, словно отдавая все же дань серьезности.
– Что оставляет?
– Да все – все, что вы могли сделать, но не сделали. Она все оставляет без внимания, кроме только своего собственного желания быть доброй к вам. Она требует усилий только от себя самой, ни от кого другого… Если еще ей вообще приходится требовать. Но ей особенно и не приходится. У нее все получается само собой. И это ужасно.
