от вопроса, немедленно повернулся к шкафчику, доселе остававшемуся закрытым, и, отперев замок, извлек оттуда квадратную шкатулку, дюймов двадцать в высоту, крытую потертой кожей. Шкатулку он поставил на прилавок, откинул пару крючочков, поднял крышку и вынул из уютного гнездышка сосуд для питья, размером не то чтобы громадный, но побольше обычной чашки, сделанный, судя по виду, не то из старого золота, не то из какого-то другого материала, покрытого толстым слоем позолоты. Держа этот предмет очень нежно и церемонно, торговец установил его на маленькой атласной салфетке.
– Моя золотая чаша, – проговорил он, и эти слова в его устах прозвучали так, словно они все объясняли. Он предоставил выдающемуся произведению искусства говорить за себя – а что произведение «выдающееся», стало ясно как-то само собой. Простой, но удивительно изящный сосуд на круглой ножке с невысоким основанием, чуть расширяющимся книзу. Чаша, хотя и неглубокая, оправдывала такое название не только своей формой, но и оттенком поверхности. Можно было вообразить, что это большой кубок, уменьшенный по высоте наполовину, отчего очертания его только выиграли. Если он отлит из чистого золота, это действительно впечатляет и вполне может отпугнуть экономного покупателя. Шарлотта тут же бережно взяла чашу в руки, тогда как князь, отойдя на несколько шагов от окна, наблюдал издалека.
Шарлотта не ожидала, что чаша окажется такой тяжелой.
– Золото? Настоящее золото? – спросила она торговца.
Тот чуть выждал.
– Присмотритесь получше. Может быть, вы поймете.
Она всмотрелась, подняв чашу обеими стройными руками, обернувшись к свету.
– Может быть, для такого изделия она стоит дешево, но для меня, боюсь, слишком дорогая.
– Что ж, – сказал торговец, – я могу отдать ее дешевле настоящей цены. Видите ли, мне она досталась дешевле.
– Так сколько?
Снова он выжидал, взирая все так же невозмутимо.
– Значит, вам понравилось?
Шарлотта обернулась к своему другу:
– А вам нравится?
Князь, не подходя ближе, взглянул на владельца:
– Cos’e?[17]
– Если вы непременно хотите знать, signori miei[18], это всего-навсего чистейший хрусталь.
– Разумеется, мы хотим знать, per Dio![19]– воскликнул князь. Но тут же опять отвернулся и вновь занял свой пост у стеклянной двери.
Шарлотта поставила чашу. Девушка явно была очарована.
– Вы хотите сказать, она вырезана из цельного куска хрусталя?
– Если и нет, ручаюсь, вы никогда в жизни не найдете, где соединяются части.
Шарлотта изумилась:
– Даже если соскрести позолоту?
Торговец почтительно дал понять, что она его насмешила.
– Позолоту нельзя соскрести, она слишком хорошо наложена. Не знаю, когда это было сделано, и как – тоже не знаю. Но это был прекрасный старый мастер и
Что это? (
Господа мои (
Клянусь Богом! (
