биологию». Возможно, когда вырасту, я пойду учиться на врача.
У Имнашвили в самый разгар нашей дружбы папу разбил паралич. И мама Имнашвили плакала – я одна с двумя детьми на руках осталась. Она боялась, что ей одной дачу не поднять и что участок отберут. В то время обязательно нужно было столько-то кустов смородины, столько-то крыжовника посадить, а если ничего не посажено, то как бы ты зря его занимаешь, и его могут отобрать и передать другим. Мама с папой поддерживали ее, привезли машину торфа, уговаривали не бросать. Папа сказал, что недостающие кусты можно просто веточками ткнуть. «Проверяющие ведь не будут узнавать, есть у них корни или нет. Пройдут, посмотрят, посчитают, да и уйдут. Что вы так убиваетесь, из каждого положения есть выход. И из этого тоже». Так что участок за Имнашвили остался.
У Наташи Таль, когда не разрешали ставить дома, стоял, как у всех, сарайчик. А когда разрешили строить на участках, многие сломали сарайчики и на их месте поставили дома. Или как у нас – рядом с сарайчиком ставили дом. А у Талей не было средств ставить дом. Они с трех сторон пристроили терраски к своему сарайчику и звали свой новоиспеченный домик Черепахой Тортиллой.
Такая насыщенная и разнообразная дружба сделала меня дома невнимательной, и я почти полностью пропустила следующий самостоятельный, то есть без соседей, период взаимоотношений папы с мамой и окончание так и не заладившейся любви тетеньки Риты и дяди Севы.
После своих огородных подвигов папа полагал, наверно, что может перейти на даче к большому мужскому делу – вставлению верандных окон, которые как раз мама привезла на участок, но вставить не успела – поехала в командировку. Когда же мама вернулась и увидела, как папа вставил верандные окна, то ужасно рассердилась, собственноручно выдернула их с мясом из проемов и демонстративно переделала по своему усмотрению, не слушая никаких аргументов, говоря: «Мне так не нужно, я сказала, что вставлю это сама».
Папа очень долго пытался ее урезонить – и за ужином в тот же день, и в следующие дни, полагая, что это какой-то нелепый случай, но мама была непреклонна и следующие действия папы в этом направлении, как интеллигентного человека, были уже мыслительные. «Раз она мне не уступила – о каком большом мужском деле здесь, на даче, можно еще говорить?» Он жаловался, сердился, сетовал и начал думать о том, где бы ему это большое мужское дело взять. Ведь мужчине без большого мужского дела в жизни нельзя. Он продолжал свои мыслительные действия уже в городе, в комнате на Фасадной, глядя по привычке в окно на кремль Смоленской площади, стройность, величие и основательность которого его всегда успокаивали, а на старости лет и тем более. Долго он думал и понял, что нет у него теперь другого места, кроме гаража. Дома не развернешься – соседи, на даче – жена – Наполеон, и остается ему идти в гараж и там организовать свое большое мужское дело.
Глава 17
Выходные на даче
Рита и Сева всегда
