и как-то для себя её решали.
«А что если и мне придется эту проблему решать?» – думала я, глядя в окно на острые шпили по бокам высотки. Вот если, например, ты готовишься к большому общественно-политическому поприщу и уже в школе прочерчиваешь себе путь ответработника и если, допустим, твои родители – папа и мама – не разделят решение нашей партии? Партия с тобой с самого детства в лице энергичного Никиты Сергеича на портретах в детском саду и школе. Как он умел заразительно говорить и, безусловно, искренне – улыбаться! Верилось, да, верилось, – через двадцать лет мы будем жить в светлом будущем. И вот мои родители, например, не разделят этих долгожданных решений. Что мне делать, если спросят, на общекомсомольском собрании при вступлении в комсомол? Надо ли мне промолчать на собрании или выступить против них?
Головой я понимала, что да, надо будет отступиться от родителей. А сердце говорило: «Жалко, особенно маму». Вдруг её домой за это не пустят? Ведь раньше, говорят, не пускали. Как же быть? Выходит, она не приедет из командировки, я не встречу её, не сяду к ней на колени, как маленькая, и не буду долго-долго, целый вечер, говорить с ней, закрывшись наглухо от соседей и не зажигая света? Полумрак стушевывает разницу лет и разницу опыта, и можно говорить почти как подруги, и это волнительно и приятно, что мама – моя подруга.
И я чувствовала, что то ясное и стройное, что говорилось в школе – «Вы все пионеры и все Павлики Морозовы наших дней», чему я была готова следовать в школе, обрастало личными деталями и какими-то оговоркам дома, всё у меня в голове путалось, и я не знала, на что решиться.
А татарин Вагиф в восьмом классе на собрании высказал другую точку зрения. Он считал это доносительством на родителей: «Если бы я донес, их бы упекли, и мы бы не выжили. Нам пришлось бежать из своей деревни, и мы прибежали в город, а если бы не сбежали – не выжили бы».
Я никогда не ходила в «Гастроном» – бесцеремонный, нахрапистый, громкоголосый приезжий народ скупал всё подряд – и с удивлением воззрилась на Вагифа. Оказывается, и у него была своя логика жизни.
Глава 2
Политические новости
Я встретилась с папой в первый раз сущностно, когда мне исполнилось десять лет, через консьержку, она же сторожиха подъезда. А во второй раз – в пятнадцать лет, перед его смертью.
В школе я любила Ленина и Хрущева, последнего любила за Фиделя, который приезжал к нам в страну в 1960 году. Общественный восторг и подъем чувствовался нами и в школе. Партия заверяла свободолюбивый кубинский народ, а мы – партию, что будем учиться еще лучше. Это перед вступлением в пионеры. И я верила истово и старалась писать без помарок, переписывая страницу набело по шесть-восемь раз.
А сегодня, выйдя из лифта и намереваясь пропрыгать шесть ступенек до двери, я была остановлена консьержкой и сторожихой подъезда – всё в одном лице. Со мной на темы судьбы еще никто в жизни не разговаривал, а она вдруг спросила,
