этим мощным потоком.
Молодой маг отлетел назад, упав на спину и ударившись о каменный пол. Никогда прежде столь незначительное падение не доставляло ему столько боли: магия больше не подпитывала его тело, которое теперь было почти таким же слабым, как человеческое. Мэггон продолжал направлять энергетический поток на сына, вокруг которого постепенно образовывалось зеленоватое свечение. Магические силы, которыми был полон Лайгон, покидали его всё быстрее. Он чувствовал это, а так же слабость и безнадёжность, но глаза его полыхали гневом.
Он достаточно унизился и теперь ощущал ещё большее презрение к этому миру, в котором он так мало мог. Силы покидали его, и он закричал от переполнявших его чувств и боли.
Этот крик прокатился эхом по всему помещению, но показался самому Лайгону тихим и невнятным. Он корчился на полу, не в силах противостоять отцу и мысленно проклинал и его, и Феронда, которого считал повинным во всех своих бедах.
Всё кончено.
Он больше не мог колдовать. Не мог защищаться. Не мог убежать отсюда. А, главное, не мог воплотить свои мечты в жизнь.
Да ещё и пришло горькое осознание, что отец его достаточно сильный маг. По крайней мере, отобрать силы – это не то, что под силу любому.
Мэггон безвольно опустил руку, когда его сын стал окончательно лишён магии, устало сел и откинулся на спинку трона, прикрывая глаза. Лайгон некоторое время лежал, не шевелясь. Боль отступила сразу же, как прекратилось воздействие, но липкое отчаянье начинало заполнять его душу. Мэггон отнял у него самое дорогое, самое необходимое. Так быстро и так просто. Лучше бы он отнял жизнь. Полубог прикрыл глаза, в которых стало неприятно предательски пощипывать. Но тут же он запретил себе унывать и раскисать. Нельзя давать отцу повод думать, что ему удалось задеть его за живое, ударить в самое больное и практически втоптать в землю, ведь без магии он был больше похож на получеловека, чем на полубога. Прогнав все ненужные мысли, и с трудом натянув на лицо лукавую улыбку, Лайгон приподнялся на локтях и постарался сесть. Получилось с трудом, и потому он не стал предпринимать попытки подняться на ноги и продолжил сидеть, пытаясь пальцами уцепиться за холодный шершавый пол.
– За что, отец? – наигранно-обиженным голосом спросил он, сидя на полу.
– Скольких ты успел убить, пока я не вмешался? – устало спросил Мэггон. – Сколько жизней оборвалось из-за твоей прихоти?
– Это жизнь… Так случается, что людские жизни заканчиваются резко… Вспомни, сколько их оборвалось тогда, когда ты притащил меня в Валинкар? – не остался в долгу молодой маг.
– На одну меньше, чем должно было, – сухо ответил владыка.
– Признал свою ошибку? – удивлённо спросил Лайгон, которого слова отца ничуть не задели. – Признал, что не стоило вмешиваться тогда?
– Нет, – отрезал Мэггон. – Я не жалею, что вмешался. Жалею, что не рассказал тебе правду, пока ты был ребёнком, пока
