– люди «с отшибленной исторической памятью», на Западе духовность оскудела, революции – это начало падения Европы, а мятеж декабристов обличил историческую несостоятельность иностранных политических идеалов, насильственно переносимых на русскую почву.
Церковный вопрос. По оценке Аксакова, синодальная система неканонична и разлагает церковную жизнь. Великое духовное насилие, писал он, было совершено над верующим русским народом в годы петербургской империи. Высшее общество страны пошло по пути отступничества от народной веры, а Церковь, будучи внешне господствующей, фактически оказалась в подчинении обер-прокурору и превратилась в государственное учреждение, нужное для дисциплины нравов тех, кто скрыто уже не верует или верует лениво и без любви к Богу и Церкви. Когда боятся правды и гнева властей и когда удерживают в русском православии страхом государственного наказания, то унижают достоинство Церкви и подрывает ее авторитет. Результат плачевный: «Оттого и коснеет религиозная мысль, оттого и водворяется мерзость запустения на месте святе, и мертвенность духа заступает жизнь духа, меч духовный – слово – ржавеет, упраздненный мечом государственным, и у ограды церковной стоят не ангелы Божии, охраняющие ее входы и выходы, а жандармы и квартальные надзиратели, как орудия государственной власти, – эти стражи нашего русского душеспасения, охранители догматов русской православной Церкви, блюстители и руководители русской совести» (1, т. IV, с. 83–84).
Резкая полемичность подобных строк, во многом справедливых, придавала односторонность общей картине русского православия. Была в России активная любовь к Господу, были в петербургский период достойнейшие иерархи, миссионеры, свидетели веры, монахи-подвижники, великие святые… Да и сам Аксаков считал еще не все потерянным. «Нашествию двунадесяти язык» с Запада (в виде идей, теорий, доктрин), деградации нравов и ослаблению веры он противопоставил призыв к русским – освободить свою мысль от духовного рабства у европеизма, вернуться к древнему вселенскому преданию и древнему церковному единству, увидеть в православии высшее просветительское начало, взять на себя трудный подвиг быть подлинно православными сынами и дочерьми Церкви. И иметь твердую надежду на спасительное веяние Духа истины, любви и жизни.
§ 2. Юрий Самарин о личности в общине
Юрий Федорович Самарин (18191903), «неисправимый славянофил» по собственной самооценке, родился в богатой дворянской семье. В 30-е годы вошел в философский кружок Станкевича, где весьма увлекались Гегелем. Последний, однако, не уважал славян. Самарин и Константин Аксаков решили, что Гегеля нужно исправить верой в великое будущее России. В начале 40-х годов Самарин думал с помощью Гегеля выразить православие как своего рода духовную науку, впал в духовный кризис, от которого его избавил Хомяков, вернув к «цельности религиозного сознания». Самарин принял, что эта цельность достигается,
