Мисс Хатауэй – истинная красавица.
Одри вскинула брови.
– Ты так считаешь? – между делом уточнила она, поднимая чашку к губам.
– Не считаю, а вижу. Несмотря на характер, невозможно не признать, что мисс Хатауэй на редкость хороша собой.
– О, право, не знаю… – Одри сосредоточилась на чае, даже положила еще один кусочек сахара, совсем крошечный. – Беатрикс довольно высокого роста.
– И рост, и фигура безупречны, идеальны.
– Да и каштановые волосы вполне обычны.
– Но это не простой каштановый цвет, а темный, как соболий мех. А глаза…
– Голубые, как у многих в Англии, – отмахнулась Одри.
– Глаза самой глубокой, самой чистой синевы, какую только доводилось видеть. Ни одному художнику не удастся передать… – Кристофер внезапно замолчал. – Не важно. Я отвлекся от темы.
– Так в чем же заключается тема? – мило осведомилась Одри.
– В том, что мне безразлично, красива ли мисс Хатауэй или нет. Она странная, как и все ее родственники, и никто из них меня не интересует. Точно так же не имеет значения и внешность Пруденс Мерсер; важны лишь ее мысли и рассуждения – чудесные, оригинальные, захватывающе интересные.
– Понятно. Значит, Беатрикс рассуждает странно, а мисс Мерсер – оригинально и захватывающе интересно?
– Именно так.
Одри задумчиво покачала головой.
– Вообще-то я давно хочу кое-что тебе рассказать, но лучше промолчу: со временем все прояснится. А если услышишь правду от меня, все равно не поверишь. Вернее, ты не захочешь поверить. До всего надо дойти своим умом.
– Одри, о чем ты, черт возьми? Что за туман?
Сложив на груди тонкие, почти прозрачные руки, невестка смотрела строго, хотя в уголках губ притаилась едва заметная улыбка.
– Если считаешь себя джентльменом, – наконец сдержанно произнесла она, – то завтра же пойдешь к Беатрикс и попросишь прощения за грубость. Кстати, не забудь взять с собой Альберта – его-то она точно будет рада видеть.
Глава 8
В Рамзи-Хаус Кристофер отправился на следующий день, после ленча. И вовсе не потому, что ему хотелось туда идти. Просто конкретные планы как-то не сложились, а чтобы то и дело не сталкиваться с обвиняющими взглядами матери и не созерцать стоическое спокойствие Одри, оставался единственный вариант: уйти из дома. Тишина полутемных комнат, таящиеся в каждом углу воспоминания казались слишком тяжелым испытанием.
А ведь еще предстояло расспросить Одри о последних днях брата, о его прощальных словах.
Беатрикс Хатауэй не ошиблась, предположив, что смерть Джона стала для него реальностью только после возвращения домой.
Пока шли по лесу, Альберт радостно носился вокруг, принюхивался, деловито рылся в мягкой земле. Кристофер чувствовал себя не слишком уютно, предвкушая недружелюбную встречу в Рамзи-Хаусе. Беатрикс, разумеется, нажаловалась родным и
