место хорошее показал! – похвалил Эльвина Олег.
Тучки приблизились к нам, тоже сгуртовались, плыли в неопределённом направлении, верно примечали, куда им лучше пролиться. Вялый гром без молний предвещал сухую грозу – я такие не люблю, уж громыхнуть так громыхнуть. Стало свежее, уже хорошо. И сразу, по краю степи, не намечаясь задевать нас, начался дождь.
– Интересно, в кого человек вырастет?! – начал рассуждать я, обращаясь к природе, поначалу вслух, потом про себя. – К чему стремится? Почему не ценит людей? Даже не то, чтобы ненавидит, не любит и, видимо, не полюбит. От какой нелюбви порождается такая агрессия? За какие пределы готова она выплёскиваться? И похоже, она нескончаемая, за одной волной сразу приходит другая… Зачем такое?!
Вспомнился Сэлинджер: «Я себе представил, как маленькие ребятишки играют вечером в огромном поле, во ржи. Тысячи малышей, и кругом – ни души, ни одного взрослого, кроме меня. А я стою на самом краю скалы, над пропастью, понимаешь? И мое дело – ловить ребятишек, чтобы они не сорвались в пропасть. Понимаешь, они играют и не видят, куда бегут, а тут я подбегаю и ловлю их, чтобы они не сорвались…».
Здесь же я видел прорастание другого – что, стоя на таком же краю, толкает человек в пропасть коров и овец, всех, кто попадается под руку. Тех, кого миновала ловушка, он догоняет, ловит их и сталкивает с края. Даже рискуя сорваться сам, быстро и неустанно двигается – когда пешим, когда на коне – сваливает тысячи и тысячи вниз!
Умаление фенечки
Я счелъ нужнымъ сказать всё это потому, что мнѣ придется говорить сейчасъ о такихъ деликатныхъ вещахъ, на которыя нечисть обыкновенно накидывается всегда съ особеннымъ усердіемъ, извращаетъ смыслъ словъ, фактовъ и выводовъ, заключеній, и надъ безсовѣстно оклеветанной жертвой-книгой, вопіетъ анаѳему или, по мѣрѣ усердія, даже подлаживаетъ подходящія статьи уголовнаго кодекса.
Конечно, со всѣмъ этимъ пока ничего не подѣлаешь – ея время и она, нечисть, это знаетъ. Никакія оговорки отъ нея не спасутъ, но я и пишу эти строки не для огражденія себя, а для читателя, къ которому обращаюсь съ усердной просьбой, никого не слушая, повѣрить мнѣ, что кромѣ самой искренной и строгой правды я ничего не положилъ въ основу этихъ очерковъ…
Сергей Терпигорев, роман «Оскудение»
Полное название, так и хочется сказать «сего», рассказа задумывалось как «Умаление фенечки (заветной)», но, поскольку смысл развёрнутой формулы станет понятен в ходе его прочтения, заглавие останется кратким и, дай Бог, закрепится в памяти совсем как «Умаление».
Во-первых, стоит пояснить значение этого ключевого для нынешнего текста слова. Его можно встретить в наиболее распространённом и практически единственном живом хождении в сочетании «умаление достоинств» – тогда оно становится интуитивно понятным. Само же по себе слово уже не встречается, между тем, эти явления, умышленного или по обстоятельствам принижения-уменьшения, растут и множатся, день ото дня, век от века.
(Некоторая
