в кафе придорожное зайдём? Там цивилизация: столы, стулья.
– Не хочется что-то. Насидимся ещё.
– И то верно. А стоя больше влезет. Ну что же, приступим, коллега.
Выбрали тенистое местечко под ивой, что раскинула свои ветви рядом с заправкой. Припарковались аккуратненько, вылезли из авто, багажник открыли. Внутри его (на чемодане) скатерть-самобранку из бумаги расстелили, да и приступили.
– Я не пан, я пропал, Андрей Сергеич, всё, – спустя полчаса заявила Лиля и взмолилась: – Больше не могу, смилуйтесь!
– А понадкусывать?
– Не-не! – хихикнула, подняла ладошки вверх. – Сдаёмсу. Иначе в Москву никто не доедет.
– Эх, Лиля, Лиля. Мы тебя воду возить нанимали, а ты рысаком оказалась. Придётся в таком категорическом случае прибегнуть к помощи зала. Где-то тут возле баков крутилась парочка лохматых аборигенов, я думаю они возражать не будут против угощения, – Андрей Сергеевич оглянулся и присвистнул, завидев чёрный хвост бубликом. – Эй, Барбос, или как там тебя? Ну-ка, иди, иди сюда, мой хороший, иди. На, на, и друга своего зови. Тузик, говоришь? Ну, Тузика зови. Давай-давай! Зови, не жадничай.
Лилька с улыбкой наблюдала, как две дворняги подскочили к нему наперегонки. Доверчиво нюхали руки Андрея Сергеевича, пакет с едой, припадали на передние лапы, вставали на задние, опираясь о его колени, повизгивали, поскуливали от удовольствия. Как будто нечаянно увидели старого знакомого, подумала Лиля.
– Встреча в верхах прошла конструктивно, – прокомментировал собачью радость Петров, – повар на званом обеде превзошёл сам себя, делегация осталась довольной. Надеюсь, требовать продолжения банкета вы не будете. Да, Тузик?
Будем, будем, а как же, провентилировала хвостами в ответ делегация.
– Простите, ребятки, но больше у нас ничего не осталось, не виннипушничайте понапрасну. Ну, что, Лилия Сергеевна, готова держать путь? Мимо острова Буяна к царству славного Салтана?
– Кстати, о царе, – Лилька уселась в машину, подтвердила тем самым свою готовность. – Вот вы при первой встрече тогда сказали…
– Ты, – поправил Андрей Сергеевич, – ты сказал.
– Точно, – чуть смутилась Лиля, – ты. Так вот. Ты тогда произнёс: та самая Крылова, от которой покоя нет ни днём, ни ночью. Это Макса слова? Он так обо мне говорил?
– Нет. Оксана говорила. Жена. Мать. То есть, мне жена, а ему – мама.
Они выехали с заправки.
– Ты не думай, Лиль, что наш Макс дурака валял и цеплялся к тебе от нечего делать. Оксанка-то сразу поняла: всё, говорит, пропал сынок. Прикипел к девчонке, доставать её будет. Хоть от любви, хоть от ненависти. Чувства свои проявлять. Мальчишки – они ж такие: чем больше кнопок на девчонкином стуле, чем больше нравится, тем сильнее дразнит. И вот если бы ты замечала его, привечала – может, он бы и остыл. Может, и нет, конечно. Только дома он все уши прожужжал матери: а Крылова то, а Крылова сё. Рыжая, рыжая. Рыжая-бесстыжая. Лилька-Шпилька. Уж я к ней и так и этак, со словами и без слов, как поётся. Обломал немало веток, наломал немало дров*.
