разрумянившихся от холодного воздуха и выпитого бренди; мужчины посмеивались в темные усы, а женщины, затянутые в тесные корсеты из китового уса, приподнимали юбки, переступая через лужи и лошадиный навоз. На другой стороне улицы ждал свободный экипаж, пожилой индус в тюрбане уже открыл дверцу. Эдгар обернулся. Может быть, он видит, что мне предстоит, подумал Эдгар и не без труда подавил желание заговорить с индусом. Толпа мужчин и женщин, окружавшая его, расступилась, и Эдгар замешкался, потеряв из виду факелы мальчишек.
– Смотри куда идешь, дружище! – прорычал один из мужчин, а какая-то женщина проговорила:
– Ах, эти пьяницы.
В толпе послышался хохот, и Эдгар увидел, как блеснули глаза старика-индуса, которому лишь скромность помешала присоединиться к веселью своих пассажиров.
Мальчики ждали у низкой стены, протянувшейся вдоль набережной.
– Куда теперь, сэр?
– Все в порядке, спасибо. – Он бросил им монетку.
Оба мальчика кинулись за ней, а монета, проскакав по дорожным выбоинам, скатилась в сточную решетку. Мальчишки упали на колени. “Эй, подержи-ка факелы”. – “Нет, сам держи, это я заговорил с ним…” Смутившись, Эдгар выудил из кармана еще две монеты.
– Вот, извините, возьмите, пожалуйста.
Он пошел прочь, мальчишки остались препираться над решеткой. Вскоре они пропали из виду, лишь свет их факелов еще сквозил в тумане. Эдгар остановился и посмотрел на Темзу.
Снизу, от воды, доносился какой-то шум. Наверное, лодочники, решил он и на минуту задумался, куда они направляются или откуда прибыли. Потом подумал о другой реке, далекой, даже название которой было новым для него и звучало странно, будто второй слог пытался спрятаться между первым и последним. Салуин. Шепотом он проговорил это слово и тут же, смутившись, оглянулся, чтобы убедиться, что вокруг никого нет. Он прислушивался к людским голосам и плеску волн, доносившимся снизу. Над рекой туман был не таким густым. Луны не было, и лишь благодаря неверному свету фонарей на баржах он мог видеть размытые очертания берега и громоздких, тяжеловесных строений, обступивших реку. Как звери вокруг источника, подумал он, и сравнение понравилось ему, надо рассказать Катерине. Потом он спохватился: я задержался.
Он зашагал по набережной, мимо кучки бродяг – троих мужчин, жмущихся к маленькому костерку. Они наблюдали за ним, пока он проходил мимо, и он неловко кивнул им. Один из них поднял глаза и улыбнулся, обнажив обломки зубов.
– Добр-день, каптн, – прохрипел бродяга с характерным выговором кокни.
Два других оборванца промолчали и отвернулись к огню.
Он перешел дорогу и повернул прочь от реки, продрался сквозь людское сборище у “Метрополя”, прошел по Нортумберленд-авеню до Трафальгарской площади, где люди толкались вокруг экипажей и омнибусов, а полисмены тщетно пытались разогнать толпу; там свистели кнуты, всхрапывали лошади, а рекламные плакаты заманивали:
Корсеты Сванбилла
