на европейской арене.
…А Бестужев всё-таки попался в ловушку, расставленную ему Кастехой. Ловкий, циничный и дерзкий представитель Версаля, чтобы посеять недоверие между Бестужевым и Финчем, стал усиленно предлагать русскому посланнику свою дружбу. В значительной степени попытки француза увенчались успехом. Михаил Петрович, несмотря на предостережения Э. Финча и английского посла в Петербурге К. Рондо, начал писать в Петербург о «добром расположении версальского двора», которому он был склонен верить. Поводом для недоверия к англичанам послужила самовольная и недружественная акция английского посланника в Константинополе, пообещавшего Порте шведскую помощь. И хотя Лондон дезавуировал действия своего дипломата, дело было сделано, и между Бестужевым и Финчем пробежала кошка.
Между тем русский посол Антиох Кантемир докладывал из Парижа о двуличном поведении французского правительства по отношению к России, в том числе и в Швеции. На словах кардинал Флёри рассыпался в изъявлениях дружбы, а на деле проводил линию на нанесение русской стороне всяческого ущерба в Швеции и натравливал шведское правительство на восточного соседа. Новый французский посол в Стокгольме граф Сен-Северин, в отличие от своего предшественника, проявлял чрезвычайную осторожность и в деле поддержки профранцузской партии действовал конспиративно, заявляя всем и повсюду о соблюдении своей миссией в Швеции строгого нейтралитета. Бестужев «клюнул» на эту приманку француза и стал писать в Петербург успокоительные отчёты о том, что французское влияние в Швеции стало сходить на «нет». Определённое влияние на эти оценки оказала и посредническая миссия Вильнёва при заключении Белградского мира. Профранцузская партия в Швеции пришла в некоторое замешательство и недоумение, которое, однако, скоро прошло после того, как стало ясно, что Франция просто спасала Порту от разгрома русской армией и сохраняла её военный потенциал на будущее.
Временное заблуждение относительно Хорна, французов и недоверие к англичанам было конечно недопустимым просчётом Бестужева и преждевременным ослаблением бдительности. По всей видимости, его сбили с толку массовые случаи смены шведами своей политической окраски. Неопределённая ситуация в Швеции сохранилась вплоть до 1738 года, когда в Стокгольме вновь собрался риксдаг, и внешнеполитические страсти закипели с новой силой. К этому времени одряхлевший А. Хорн уже собрался в отставку, и риксдаг и правительство попадало под контроль воинственных, демагогичных, крикливых и малокомпетентных «шляп». На бурных заседаниях риксдага верх стали брать единомышленники Юлленборга и Хёпкена, кандидат партии Хорна на пост лантмаршала Пальмфельдт потерпел поражение, и на этот пост, как мы уже упоминали, был выбран граф К.Г.Тессин. В секретную комиссию, фактически узурпировавшую безраздельное право заниматься внешними делами, вошли молодые, энергичные, но безответственные представители
