я, на некоторое время высунув голову из-под струй воды.
– И никакая это не авария, – вроде бы с обидой заявила она. – Где ты его умудрилась подцепить?
– В лесу. Лежал в любимой луже.
– У него множественные пулевые ранения в область груди. Может, еще чего…
– А голова? – спросила я, принимая из ее рук полотенце.
– Ерунда. Скорее всего разбил, когда падал. Царапина. А вот грудь – это серьезно. По-моему, он давно должен был умереть. Сразу, как только схлопотал эти пули.
– Надеюсь, ты не в обиде, что он до сих пор жив? – осведомилась я, надевая халат.
– Ему всю грудь изрешетили, – не унималась Наташка. – А он держится. Прикинь?
– Да, без понятия человек, возись теперь с ним, – усмехнулась я. Наташка шла за мной и ныла:
– Ты ведь останешься?
– Я тридцать часов на ногах. Вызывай Петра Сергеевича.
– Звонят. Только ведь сегодня пятница, то есть суббота, дачный день. Мужика к операции готовят. Не можешь ты так со мной поступить…
Я плеснула в лицо холодной воды и обреченно кивнула:
– Ладно.
Петра Сергеевича разыскали под утро. Он приехал, когда операция уже закончилась. Похвалил меня с добродушной усмешкой и сказал:
– Значит, подарок из леса? Крестник то есть? Что же, если выживет, по гроб тебе обязан будет.
– Отчего ж не выживет? – обиделась я.
– Как сказал один остроумный мужчина о нашем брате: режут-то они хорошо, а вот выхаживать не умеют.
– Вы уедете? – спросила я.
– Уеду, Мариночка. Все, что возможно, ты уже сделала, а выходной – это свято. Особенно летом. Чего хмуришься? Ты ж не новичок, знать должна, что хирурги – жуткие циники. Привыкаешь, знаешь ли, когда каждый день с ножом на человека. А тебе немедленно спать. Такой красивой женщине круги под глазами строго противопоказаны.
– За красивую спасибо, а домой чуток подожду. Сами говорите: он мне вроде крестника.
Петр Сергеевич ушел, зато появилась Наташка, с бутербродами и термосом.
– Кишки от голодухи сводит, – пожаловалась она. – Выпей чаю…
– Не хочу.
– И я не хочу. А надо. Давай-ка, милая, ширнемся, как изысканно выражался мой бывший друг, ныне благородный отец семейства.
Я лениво протянула руку. Наташка быстро сделала укол мне, а потом и себе. Мы немного посидели с закрытыми глазами, ожидая, когда лекарство начнет действовать. Наташка долго молчать не умеет.
– Что бы я без тебя делала, – туманно начала она, а я насторожилась: не иначе как опять попросит за нее отдежурить.
– То же самое, что и со мной, – с некоторой суровостью ответила я.
– Никудышный я врач. Трусливая… Надо было идти в ветеринары, собачек лечить. И бабки там приличные, не чета нашим…
– Это точно, – согласилась
