не тут-то было. Он явился часов в восемь.
– Светило медицины черт принес, – сказал медбрат. – В понедельник и такая невезуха. Скажи, за что?
– Да, – кивнула я. – Сидим тихо, починяем примус…
– Или на нас какой грех?
– Может, и есть, только мы об этом еще не знаем.
– Пойду-ка я порядок наводить в своем хозяйстве…
Я взглянула на ворох бумаг на столе и тяжко вздохнула.
В отделении наметилось оживление, трудоспособность персонала резко возросла, глаза засияли, а души возжаждали великих свершений. Одна я пребывала в сонно-ленивом состоянии и покидать его без видимых причин за сорок пять минут до конца смены не собиралась.
Павел Степанович рассудил иначе. Он возник в ординаторской в сопровождении двух доверенных лиц и, забыв поздороваться, начал с порога гневаться:
– Марина Сергеевна, в ваше дежурство поступил больной из первой палаты?
Речь шла о моем «крестнике», я с готовностью кивнула.
– Больной не наш, подбирать на дорогах полутрупы дело «Скорой помощи».
Я внимала, преданно глядя ему в глаза, осознавая всю тяжесть своей вины. Зайти чересчур далеко Павел Степанович все же не рискнул и гневался не более трех минут. Тут его и осенило:
– Из милиции уже были?
– Сегодня, наверное, придут, – пожала я плечами.
– Черт-те что делается, – рявкнул он. – Третий день в отделении находится больной с огнестрельным ранением, а им и дела нет.
Я порадовалась, что достанется теперь не мне, а милиции, и с облегчением вздохнула.
– Кто звонил в милицию? – спросил он.
Я пожала плечами. Тут он вновь переключился с милиции на меня и возвысил голос. Честно говоря, я это не люблю, потому нахмурилась и слегка повысила свой:
– Насколько мне известно, сообщать в милицию о поступлении больного с пулевым ранением должна медсестра приемного покоя. – Это правда, а в приемный покой он не сунется. Мой папа полком командовал, и голосом я удалась в него. Шеф заметно растерялся и сказал на полтона ниже:
– Я вас не обвиняю, но в отделении полно бездельников, могли бы проконтролировать…
Стало ясно, что достанется медбрату, его шеф особенно не жаловал.
– Павел Степанович, – сказала я, – больной без сознания, так что для бесед с милицией совершенно не пригоден. Ничего страшного не случится, если оттуда придут позднее.
– Интересно вы рассуждаете, Марина Сергеевна, – усмехнулся он и прочел пятнадцатиминутную лекцию. Я нагло клевала носом, а под конец не удержалась и заявила:
– Я не несу ответственности за действия милиции.
– Так кто-нибудь звонил или нет?
– Понятия не имею.
Если день начался с нагоняя от начальства, добра ждать не приходится. Мотор не заводился,
