половиной двора – и об этом знает весь мир, кроме моей дочери. Он сделает ее очень несчастной. И навлечет погибель на меня. О нет, не сразу – король в этом отношении крайне великодушен. Но пока у него нет наследника, злопыхатели станут говорить о моем стремлении усадить на трон собственного внука и со временем настроят государя против меня. Сейчас он это отрицает, но я слишком хорошо его знаю. – Вельможа вздохнул. – Ну да ладно. Приступайте к делу, мистер Нэйлер. Вскоре весь Лондон будет утыкан пиками с головами на них. Но имейте в виду, что однажды среди них окажется и моя.
В первые дни после набега на дом сердце у Фрэнсис проваливалось в пятки всякий раз, когда кто-то проходил мимо по улице. Но зловещий мистер Нэйлер, кто бы он ни был, не возвращался, и постепенно жизнь в доме вернулась к прежнему спокойному укладу. Дядя Уильям отваживался иногда на вылазки за реку, где тайно встречался в городе с пуританскими проповедниками, и приносил последние новости. Посланий из Америки не ожидалось раньше конца октября. Фрэнсис и тетя Джейн оставались в Клэпхеме с детьми и Кэтрин Уолли. Они ни с кем не встречались, разве что в воскресенье, когда посещали церковь в деревне, что казалось вполне безопасным. Пуританское сообщество к югу от реки было немногочисленным и напуганным, никто не задавал им вопросов.
По вечерам, когда девочки укладывались спать, а младенец был накормлен, Джейн усаживалась у очага с шитьем и рассказывала о своем житье-бытье в Америке. Они с Уильямом одиннадцать лет провели в Нью-Хейвене, самой молодой из колоний, в религиозной общине, поселившейся более чем в сотне миль дальше по побережью от Бостона. Сооснователями общины были преподобный Джон Девенпорт, «величайший проповедник и вдохновитель людей», и мистер Теофилус Итон, пуританский торговец с огромным капиталом.
Когда тетя описывала крошечные скопления бревенчатых домов, окруженных частоколами, бескрайние лесные чащобы, кишащие волками и пумами, аборигенов-индейцев с их капищами и языческими ритуалами, долгие зимы и работу до упаду в период посадки и сбора урожая, Фрэнсис чувствовала, что Уилл и приближается к ней (ей легко было представить его в такой обстановке), и одновременно становится все дальше. Ей было любопытно, почему дядя и тетя уехали.
Однажды вечером Джейн поведала историю про «Большой корабль» – судно водоизмещением в сто тонн, построенное городом. Оно должно было отплыть из Нью-Хейвена вскоре после того, как они с дядей Уильямом приехали туда. Она рассказала, как колонисты наполнили трюм корабля товарами для продажи в Англии, как они кололи лед, чтобы он мог выйти из гавани, и как несколько месяцев спустя в звездном зимнем небе появился едва различимый призрак корабля, и они поняли, что судно погибло, унеся в пучину семьдесят горожан.
– Это была трагедия, от которой сложно оправиться. За что Господь так покарал верных Ему? В чем мы согрешили? – Заметив, как перекосилось от ужаса лицо Фрэнсис, Джейн осеклась и сказала: – Какая я глупая, что тебе такие страсти рассказываю. Милый Уилл жив и здоров, я уверена.
С месяц или около того после визита солдат – сложно
