с той же лёгкостью. Вот и сейчас каждый присутствующий примерил его слова на себя. Правильно. Тема-то интересная, на данный момент – одна из самых актуальных. Вспышки синдрома Деваля – лучшее время, чтобы сделать карьеру в психиатрии. Что ж вы дальше учебников-то не заглядываете, господа интерны?
– Однако есть статистические данные, – продолжил он негромко, заставляя аудиторию прислушиваться к каждому слову, – из которых можно сделать выводы: наиболее эффективно синдром Деваля удавалось лечить в помещениях, экранированных от внешнего магического излучения.
– Где ты нашёл статистику? Кто проводил исследования? Когда? В какой клинике? – Вопросы сразу со всех сторон. И Лейдеру, кстати, тоже очень интересно услышать ответы. Потому что исследований не проводилось.
Официально – нет.
– Я выложу данные в факультетскую сеть, – пообещал Зверь.
И вернулся к рисованию. Нет, ну в самом деле, профессору не на что жаловаться, семинар из унылого обмусоливания безнадёжной темы на глазах превратился в пламенную дискуссию.
Кто-то просто-таки рождён, чтобы преподавать. И лечить. И летать. И рисовать…
Невидимые стороннему наблюдателю, на виртуальный монитор кундарба ровными рядами выбегали неотличимые друг от друга картинки.
Метроном. На черной матовой подставке. И потрескавшийся череп скалится неровными зубами, отсчитывая неслышный, размеренный костяной ритм.
Преподавать, лечить, летать, рисовать.
Очень хотелось убивать. Очень!
Было незачем.
– Вольф, задержись, пожалуйста.
Снова Вольф, значит, да? Недолгой была немилость.
Зверь облокотился на кафедру, провожая взглядом выходящих из аудитории интернов. Они не наговорились, не поделились всеми мыслями, не выслушали всех, кого хотели. И понимали, что заваривается что-то ещё. Что-то интересное.
Пронизанный солнечным светом воздух звенел от любопытства.
Никакой больше учёбы на сегодня. Набьются в ближайшее кафе и продолжат семинар уже без чуткого руководства профессора Лейдера.
Зверю хотелось знать, до чего они договорятся. Вечером надо будет глянуть. Наверняка всё будут записывать и все выложат записи в сеть.
Гросивасы – устройства для записи и запечатления текущих событий – он оценил ещё в Саэти, где они были, мягко говоря, непопулярны. А в здешние гросивасы были интегрированы мнемографы, сохраняющие ещё и ментальные образы, и для моделей с мнемографами Зверь, пожалуй, мог бы сложить алтарь. Этерунцы без гросивасов вообще себя не мыслят, тащат в сеть всю свою жизнь чуть не поминутно, ничего не боятся, ни на кого не оглядываются.
Хорошие люди. Смелые.
Впрочем, им хватало своих проблем.
Не хотелось бы стать одной из них.
* * *
Профессор
