в знак презрения к врагу и полной победы над ним.
Когда же группа рыцарей пересекла подъемный мост и услышала известие о самоубийстве дочери кастеляна, Коррадо Монтисолли понял, что приказ о презрительном отношении к вражеским знаменам убил его возлюбленную. И перед ним встал вопрос: как жить дальше без любимой Кьяры? Отважный воин, не знавший поражений в битвах, осознал, что проиграл главное сражение своей жизни – сражение с судьбой. Тогда без промедления он решил совершить такой же безумный поступок, как и милая сердцу юная дева.
Альфредо всегда считал эту историю всего лишь красивой легендой, а вот Витторе утверждал, что с детства в завывании печных труб замка слышит плач призрака Кьяры. Именно поэтому младший брат не любил родовой замок, считая, что все, кто здесь живет, просто обречены на несчастную любовь.
Альфредо же любил эту старину, с которой связано столько легенд и преданий, столько захватывающих воспоминаний. В детстве он облазил здесь каждый уголок, каждый закуток, каждый чердак, и поэтому, когда после трагических событий четыре года назад встал вопрос, что делать дальше и куда податься, чтобы скрыться от любопытствующей толпы, выбора особо не было. Ехать в Кастелло-ди-Абиле! Здесь сами стены лечат, поддерживают дух, вселяют мысль, что ты есть продолжение славного рода, который воздвиг эти мощные стены и укрепления. Стены, которые являются твоей опорой, твоим родовым гнездом, и которые ты ни в коей мере не должен подвести. А потому обязан всё выдержать и выдюжить. Снести переживания достойно.
Он так и жил всё это время. Занимался реконструкцией и укреплением замка, разбирал местную библиотеку, уходил с головой в хозяйственные дела, писал мемуары, связанные с его дипломатической карьерой.
– Ну вот, ваше сиятельство, всё готово, – цирюльник, занятый бритьем, радостно просиял. – Хотите на себя взглянуть?
Альфредо, не разделяя радости брадобрея, молча кивнул, взял в руки протянутое зеркало. Из отражения на него взглянул довольно импозантный мужчина с заметными нитями серебристой проседи на висках. Признаться, узнать себя в этом моложавом синьоре было не так-то просто. Граф отвык видеть себя таким: молодым, безбородым. «Может быть, зря побрился? – подумалось ему. – Перед кем мне теперь красоваться? Ну да как есть».
Моразини вылез из ванны, надел халат и подошел к распахнутому окну. Дождь на улице прекратился, и из-за туч несмело начали проглядывать и продираться первые лучи солнца. И всё вокруг сразу повеселело, ожило, заискрилось. В саду радостно защебетали птицы.
– Да, с этим письмом брата в жизни определенно что-то изменится, – произнес мужчина и пошел одеваться.
Глава 2
Альфредо уже больше трех часов трясся в дормезе[27] по ухабистой дороге. Спина и шея от долгой езды и неудобного положения затекли и требовали размяться. Естественные надобности также вынуждали к немедленной остановке. Граф сделал знак кучеру и, когда карета
Дорме́з (франц.
