песчаной косе туда, где шел бой, тоже вновь кинулся в сечу.
Стема выпустил еще несколько стрел, пока не заметил одну странность: ряженые тати, поняв, что к корабелам подоспела подмога, поплыли не к противоположному дальнему берегу, а попытались укрыться в зарослях камыша. Черемиса бы к себе на другой берег поспешила, а эти…
– А ну лови их, ребята! – крикнул Стемка. – Старайтесь в полон брать, а там поглядим, что с ними делать.
Бой еще продолжался, но возбуждение его уже стало сходить, да и пленных на берегу было уже достаточно; разбойников окружали, валили прямо в воду, тех, кто пытался отбиваться, оглушали крепким ударом, других просто вязали. И как всегда бывает после схватки, на людей стала находить вялость. Более прытким из разбойников все же удалось скрыться в чаще, и на них попросту махнули рукой, зная, как здешние тати умеют отчаянно сопротивляться в зарослях.
Нечай снял с головы шелом и, вытерев вспотевший лоб, помахал рукой людям на ладьях. Он не ошибся, распознав на первом корабле варяжских торговцев. А на втором… Оценив крутость боков этого судна и покрой паруса, воевода пришел к выводу, что это хазары. Да и присутствие на корабле лошадей, которых пытались успокоить, свидетельствовало, что торговцы из хазарского каганата. Наверняка плыли на север, надеясь повыгоднее продать там своих гривастых красавцев.
Хазарский корабль смог первым развернулся к берегу – ладья варягов еще оставалась на мели и людям из Медвежьего угла еще придется с ним поводиться, пока стащат. Ну да ладно, надо же показать, что не просто так с них берут пошлину за хождение вдоль Ростовских земель. Однако хазарские корабелы все едино выглядели недовольными. Один из них выступил вперед и на неплохом славянском заявил, что их уверяли, будто здешний участок реки спокойный и под охраной, а оказалось, что все это ложь.
Нечай оглядел говорившего. Надо же, с какой бузой ему приходится дело иметь! Воевода знал, что хазарской торговлей их ведают иудеи[72] с пейсами, обрамляющими лицо, а перед ним стоял какой-то калека горбун с татуировкой на лице, как принято у простых черных хазар. И при этом горбатый держался важно, да и одет был богато – весь в соболе да парче, на впалой груди золотые украшения в три ряда покачиваются, а на голове высокий колпак с поблескивающими нашивками. Наверняка этот блеск разряженного горбуна и привлек внимание дерзких лесных разбойников. И не подоспей вовремя люди Нечая, покрасовался бы какой-нибудь вожак из местных в этом уборе перед своими старейшинами или женами. А эта татуированная хазарская морда еще недовольна чем-то.
– Что ты потерял из товара, купец? – обратился к нему Нечай.
Тот оглянулся на свое добро, потом снова посмотрел на воеводу и подтянулся, стараясь казаться выше. Да куда ему с его горбом!
– Ничего не утеряно, слава могучему Тенгри-хану[73].
«Ага, своего демона помянул, – отметил Нечай. – Значит, точно не иудей, а птица невысокого полета».
Во главе хазарской верхушки стояли иудеи (с начала IX века иудаизм стал религией правящей элиты в Хазарии).
Тенгри-хан – верховное божество так называемых «черных» хазар. Среди хазар имелись «белые» хазары, принадлежавшие к правящей верхушке и поклонявшиеся иудейскому Яхве; были и «черные», продолжавшие почитать старых языческих богов.
