смех своих дружинников. Но самому Стеме было не до смеха. Далась им всем эта Согда! Считают, что он тут всем обязан ее расположением.
Когда Стема, сопровождая волокуши с ранеными и свежеванной олениной, подъезжал к Медвежьему Углу, у пристани, недалеко от впадающей в Итиль речки Которосли, уже покачивались давешние купеческие суда. Местные меряне обступили сошедших на берег купцов и бойко с ними торговались, предлагая пушнину и мед в обмен на заморские товары. Тут уже была очищенная от леса и обустроенная торговая площадка, а чуть дальше на речном мысу высилась крепость под названием Медвежий угол. Там и сейчас кипела работа, слышался звук стучавших топоров и скрип дерева.
Стема с удовольствием смотрел на возводимый с его участием городок. Тын, опоясывающий деревянную крепость, был почти уже окончен, только со стороны берега еще не установили длинные ограды из бревен, и в этот проем с дороги была видна высокая кровля большой дружинной избы. Стема не раз уже обдумывал, как будет тут на реке воеводствовать. Это хлопотное дело, но и почетное. Но главное, что он возвысится, а там и Светку свою возвысит, нарядит в паволоки[76] заморские, окружит слугами, чтобы жилось ей вольготно, чтобы не работала на других. Правда, видеться тогда они будут еще реже, вздохнул Стема. Поселить ее на реке, где проходит торговый путь, он никогда не согласится. Ибо если в Ростове своя тихая жизнь, то тут и опасно и людно. А людно означает особо опасно для них со Светорадой. Ибо если кто узнает его красавицу… Стеме было страшно даже подумать об этом.
От размышлений Стемида отвлекли женские голоса. Он со своими людьми как раз проезжал мимо вымола, где у небольшой заводи собралась стайка женщин, занятых лепкой горшков. Стему в первое время удивляло, что меряне еще не знали гончарного круга и посуду лепили по старинке. Вот и сейчас одни женщины месили ногами глинистую массу, а другие были заняты лепкой: отделив от уже размешанной глины небольшой комок, они скатывали его сперва в шар, а потом, нажимая на глину большими пальцами и оглаживая снаружи ладонями, изготовляли сперва дно будущего сосуда, похожее на острый конец яйца, а потом наращивали стенки из полосок вылепленной глины, уравнивая их похлопыванием и нажимом пальцев. Чтобы глина не приставала к рукам, женщины то и дело обмакивали их в речной воде. Поэтому весь бережок был занят хлюпавшимися в холодной воде мерянками, которые весело болтали за своей нехитрой работой.
Но при появлении Стрелка и его парней, мерянки стали их громко приветствовать. Воинов с Руси местные женщины особо привечали, даже для Глоба, отнюдь не красавца с его перебитым носом и темными после драк зубами, нашлась тут своя лада, бойкая молодая вдова, у которой на руках было трое детей, но которая всячески обхаживала ростовского дружинника, мечтая, что однажды он наденет на нее брачный браслет. И хотя Глоб похвалялся, что он вольная птица, однако по тому, как воин обрадовался встрече с вдовой мерянкой, было видно, что настырная баба все же приручила драчуна. На глазах у всех он подъехал к ней и они стали о чем-то говорить,
Паволоки – тонкие ткани.
