ее.
Молодой человек еле заметно усмехнулся и покачал головой.
– Отговорить? Ты точно на ней женат?
– Мы должны попытаться…
– Она попытается за всех нас, старик, – ответил молодой человек, дернув плечом и сбросив все еще лежавшую на плече руку.
– Ты же понимаешь, о чем я. Она хочет сделать глупость. Ясно, что она убита горем, но это не повод губить себя. Я поговорю с ней.
Он резко развернулся и хотел было направиться к запертой двери, но молодой человек схватил его за предплечье, не дав сделать и шага. Стоило ему отвернуться от окна, как новый порыв сильного ветра запустил по высокой траве самую большую из волн. Настоящий девятый вал.
– Я ведь попросил оставить ее в покое. Дай ей время.
Мужчина высвободил руку и подошел вплотную к собеседнику.
– Ты в своем уме, пацан? – прошептал он, – нельзя потакать ей в такой ситуации.
– Мне кажется, что она сама вправе решать, нет? Ты ведь не хозяин ей.
– Нет, я не могу позволить этого. Я не могу еще и ее потерять, ты понимаешь?
– Понимаю, – тихо ответил молодой человек, снова кивнув, – и ты конечно же попытаешься ее отговорить. Потому что это все, что ты можешь. Но будь готов принять ее решение. Это придется сделать, если она решит.
– Удивительно, – на морщинистом лице мужчины появилась нервная улыбка, – как ты можешь так спокойно говорить об этом? Нет, чтобы помочь мне. Речь ведь идет о твоей матери.
– Ты прости, старик, но если придется выбирать между тем, кому из вас помогать, я выберу ее.
– Даже если она решит покончить с собой?
– Даже если так, – ответил молодой человек, и на его лице не дрогнул ни один мускул, – мне удивительно другое. Почему, когда она жаждет все исправить, а у нее есть для этого все необходимые знания, ты это знаешь не хуже меня, ты говоришь, что хочешь ей помешать?
– Исправить? Ты в своем уме? Исправить что? Ты прости меня, пацан, я не ставлю под сомнения ваши, так сказать, семейные черты, но то, о чем мы сейчас говорим – самоубийство.
Молодой человек несколько долгих секунд смотрел собеседнику в глаза, испещренные красными прожилками полопавшихся капилляров. Он чувствовал жалость. Ужасную и деструктивную эмоцию, которую, пожалуй, ненавидел и презирал в себе сильнее любых других.
– Давай мы предоставим ей самой возможность распорядиться своей жизнью, ладно?
– Нет, не ладно. Не ладно! – мужчина всплеснул руками, – я уже достаточно потерял. Это горе в ней говорит. Есть только один способ все пережить. Время. Время залечит раны. Нужно просто…
– Время не лечит. Оно уходит, – ответил молодой человек, – и пока оно еще окончательно не ушло, нужно попытаться все исправить. Прежде, чем ты начнешь по привычке истерить, я напомню о, как ты их назвал, семейных чертах. Ты знаешь, что не в силах ей помешать.
– Да как ты можешь?! Неужели ты не понимаешь..?!
