боги успели побыть вполне молодыми. Скажи, им ты молилась так же неистово, как сейчас молишься новому? Эта новая обувь пришлась тебе по размеру?
– Ублюдок! Выродок!
Она будто билась в истерике, не убирая ладони от собственных ушей, словно это могло защитить ее от произносимых ненавистным собеседником слов.
– Да, мать. Да. Давай. Выпусти наружу свое нутро. То, что ты так надежно заперла в чертогах своей светлой и чистой души.
– Будь ты проклят! Ты и все твое уродское семейство!
– Непременно, мать. Будь уверена, что так и будет, – кивнул в ответ Тим, широко улыбаясь, – пусть боги, если они когда-нибудь решат заглянуть в это уродливое здание, услышат то, какие проклятия ты извергаешь, прикрываясь их именем. И пусть богиня справедливости Азура…
– Прекрати! Немедленно заткнись, ублюдок! Никаких старых богов в этих стенах!
– …рассудит, может ли почтенная мать и дальше служить своим мнимым идолам. Дыши, мать. Не забывай дышать.
Она, казалось, исчерпала свой бездонный лимит озлобленности и устало опустила плечи, все еще по инерции ища подходящие оскорбления, для того, чтобы излить их на стоящего напротив молодого человека.
– Пошла прочь, старая дрянь, – все так же улыбаясь, сказал Тим, мотнув головой в сторону выхода.
Не промолвив больше ни слова, настоятельница прошла мимо него, постаравшись как можно сильнее оттолкнуть его плечом, но лишь ударилась о него и сама отпрянула к противоположной стене, не замедляя свой ход. Тим проводил ее взглядом и довольно вздохнул. Он давно надеялся на эту встречу, и надежды сполна оправдались. Единственное, о чем он жалел, так это о том, что не было свидетелей. И о том, что не сможет рассказать об этом содержательном разговоре матери, которая непременно придет в ярость от услышанного. Он прошел к двери, снимая на ходу плащ. Внутри было еще темнее. На массивном каменном постаменте в самом центре тесной комнатки неподвижно лежала маленькая девочка. Вокруг нее, по всему постаменту были расставлены небольшие горевшие свечи и посуда с благовонными маслами. Тим подошел к камню и, склонившись над девочкой, приблизил ухо к ее маленькому аккуратному носу. Выждав несколько секунд, он осторожно приложил ладонь к ее лбу. Тот был холодным и сухим.
– Я знаю, что ты слышишь меня, кузнечик, – тихо сказал Тим, не убирая ладонь со лба девочки, – я был там, где сейчас ты, и слышал все. Мама придет. Ты только не сдавайся, ладно? Все мы, и я, и твой отец, и мама, все мы любим тебя и ждем, – он поднял глаза вверх к низкому потолку, – Азраил! Услышь меня. Я не отдам тебе ее так рано. Тебе придется запастись терпением.
Вновь выпрямившись, он извлек из кармана небольшой пузырек, взболтнул содержимое резким движением и, откупорив пробку, влил жидкость в рот неподвижной девочке. Спрятав пустую склянку обратно в карман, он осторожно укутал сестру своим плащом и взял небольшое тельце на руки. Стараясь ступать как можно более аккуратно, но вышел обратно в коридор, затем через проход к черному
