для Victoria’s Secret.
Затем она вышла замуж за Томаса Ройса, основателя и генерального директора компании, занимающейся социальными сетями, и ее модельный бизнес прекратился. Я помню, как увидела их свадебное фото в журнале People и была удивлена. Я ожидала, что Кэтрин будет выглядеть так же, как на этом рекламном щите. Олицетворенная свобода. Вместо этого, зашитая в платье Vera Wang и сжимающая руку мужа, она улыбалась так натужно, что я почти не узнала ее.
Теперь она здесь, в моей лодке, свободно улыбается, и я испытываю странное чувство облегчения, что женщина с того рекламного щита не исчезла совсем.
– Могу я задать тебе очень личный вопрос? – спросила я.
– Ты только что спасла мне жизнь, – говорит Кэтрин. – Я была бы настоящей стервой, если бы сказала «нет» прямо сейчас, ты так не думаешь?
– Я про твою модельную карьеру.
Кэтрин останавливает меня поднятой рукой.
– Ты хочешь знать, почему она закончилась.
– Вроде того, – отвечаю я, виновато пожимая плечами. Мне неловко быть банальной. Я могла бы задать ей тысячу других вопросов, но вместо этого спросила о том, о чем ее, вероятно, спрашивают все.
– Короче говоря, причина в том, что заниматься этим не так приятно, как кажется. Постоянно нужно сидеть на диете, что для меня пытка. Представь, в течение года нельзя съесть ни кусочка хлеба.
– Честно говоря, мне сложно представить, – сказала я.
– Одного этого было достаточно, чтобы уйти, – сказала Кэтрин. – Иногда я просто говорю это людям. Я смотрю им в глаза и говорю: «Я ушла, потому что хотела есть пиццу». Но, честно говоря, хуже всего было то, что все внимание было сосредоточено на моей внешности. Все это безостановочное прихорашивание и объективация. Никого не волновало, что я говорю. Или думаю. Или чувствую. Я устала от этого очень быстро. Не пойми меня неправильно, деньги мне платили хорошие. Вау, все безумно здорово. И одежда была восхитительная. Такая красивая. Произведения искусства, честное слово. Но это было неправильно. Люди страдают в мире. Дети голодают. Женщины становятся жертвами. А я там я шла по подиуму в платьях, которые стоят больше, чем годовой доход большинства семей. Это было омерзительно.
– Очень похоже на театральную жизнь.
Я делаю паузу.
– Или на шоу-пони.
Кэтрин смеется и фыркает, и я тут же понимаю, что она мне действительно нравится. Мы во многом одинаковы. Нас обеих не устраивают условия нашей жизни, до смешного привилегированные. Но этого достаточно, чтобы понять абсурдность. Мы же стремимся к тому, чтобы нас считали чем-то большим, чем то, с чем люди ассоциируют нас.
– В любом случае, я не люблю вдаваться в подробности, – говорит она. – Я могу рассказать об этом только тем, кто спасет меня от утопления.
– Что ж, мне бы хотелось услышать подробности.
Кэтрин смотрит в сторону, на другой берег озера, где возвышается ее дом над водной гладью.
– Том
