ее снова. Если кому-то надлежало обо всем знать, то, уж конечно, в первую очередь доктору Ленцу.
Положив листок себе в карман, я сказал, что сам позабочусь об остальном. Геддес же был только рад, что решение проблемы перестало быть бременем для него.
Мне представлялось крайне интересным, кому предназначалось послание, но гадать долго не пришлось. Мы все еще обсуждали записку, когда появился старина Лариби. Он оглядел комнату и устремился прямо к нам. Пробурчав что-то о забытой здесь книге, он взял ее со стола.
Мы с Геддесом обменялись взглядами. А затем, подчиняясь мгновенному импульсу, я произнес:
– Вещь на мраморном столе.
И снова реакция моих спутников оказалась крайне необычной. Геддес уставился на меня так, словно не мог поверить своим ушам. А Лариби замер в полной неподвижности. Его нижняя губа вдруг слегка задрожала, и показалось, что он готов расплакаться, как маленький мальчик. Но затем он сделал над собой усилие, взял выражение лица под полный контроль и обвел комнату величественным жестом – одним из тех, которые, вероятно, заставляли когда-то трепетать всю Уолл-стрит.
– Вы, должно быть, имеете в виду мраморную плиту? – спросил он уже вполне твердо. – Так вот. На мраморной плите не должно быть ничего, кроме моей фамилии с датами рождения и смерти. Похороны тоже необходимо сделать самыми скромными. Мне нужно экономить. Экономить на всем…
Затем он печально покачал головой, словно сожалея о быстротечности человеческой жизни, и побрел прочь. Я снова вытянул пустышку. И глупейшую пустышку, надо признать.
Как только мы опять остались одни, Геддес повернулся ко мне все еще с округлившимися от изумления глазами.
– Какого дьявола вы начали нести полную бессмыслицу? – спросил он.
Я усмехнулся.
– Все в порядке. Я не свихнулся. Просто шутка получилась неудачная.
– Слава тебе господи! – Выражение тревоги на его лице сменилось облегчением. – А мне уж на секунду померещилось, что последний оплот разума в этой лечебнице не выдержал напряжения. – Он удовлетворенно улыбнулся. – Для меня это стало бы последней каплей, Дулут. Пока вы рядом, я еще кое-как справляюсь с собой.
– Двое сироток в бурю, – сказал я. – Нам необходимо держаться друг друга.
Я был благодарен ему за возложенную на меня надежду. Но тот факт, что его взволновало только состояние моего собственного умственного здоровья, лишь обострил чувство вины. Пока все, что мне удалось, это изумить или расстроить четверых собратьев-пациентов. Ирония судьбы заключалась в том, что теперь я сам превращался в некое подобие подрывного элемента.
Некоторое время мы продолжали сидеть молча. Потом Геддес озвучил то, что занимало сейчас наши мысли больше всего.
– Значит, послание было адресовано Лариби, – пробормотал он задумчиво.
– Да, – кивнул я, – адресат стал нам безусловно ясен. Но я бы дорого дал, чтобы узнать, с какой целью написали записку.
Геддес
