насилия над собой, снова стала бодрой и полной энергии старшей медсестрой, отрадой для пациентов. Положив руку поверх моей ладони, она произнесла с завидным спокойствием:
– Вам не кажется, что вы ведете себя довольно глупо, мистер Дулут?
– Ужасающе глупо, – согласился я. – Но не будь я дураком, я бы не оказался здесь и не имел удовольствия свести знакомство с вами.
Мы поспешили вперед, чтобы догнать основную группу гуляющих.
Как только мы с ними поравнялись, к нам присоединился Лариби. Его лицо сияло радостью, а меня он окинул заговорщицким взглядом: «Ты один из немногих посвященных», – читалось в нем. Порывшись в нагрудном кармане, он извлек на свет божий авторучку, с помощью которой минувшей ночью мы скрепили подписями его завещание.
– Я собирался отдать вам ее раньше, Изабелла, – сказал он. – Большое вам спасибо. И все дела улажены.
Он снова бросил в мою сторону многозначительный взгляд. Зато мисс Браш старательно избегала встречаться со мной глазами. С небрежностью, в которой сквозила нарочитость, она взяла ручку и сунула в карман пальто.
– Благодарю вас, мистер Лариби, – произнесла она равнодушно. – Право, жаль, что перьевые ручки в нашей библиотеке вас не устраивают. Не в моих правилах одалживать свою каждому, кто хочет написать письмо, знаете ли. Но вы сказали, что уже несколько недель никак не могли закончить послание своей дочери.
И это было все, что мисс Браш сочла нужным предложить в качестве объяснения.
Впрочем, Лариби действительно мог придумать ложный предлог, чтобы получить вожделенную авторучку, и мисс Браш в таком случае ничего не подозревала, как и хотела заставить нас думать. Но мне стало ясно главное. Как и следовало ожидать, наша энергичная и крайне деятельная старшая дневная медсестра стала для меня крепким орешком.
XVI
Погода начала меняться. К тому времени, когда мы вернулись после прогулки, с востока наползли темные тучи, и все шло к тому, что скоро начнется буран или сильный дождь со снегом.
Пациенты неизменно реагировали на ухудшение погоды. После обеда атмосфера в лечебнице стала напряженной; все нервничали и тревожились даже заметнее, чем накануне. И я готов был расцеловать умницу Геддеса, когда он предложил мне партию в сквош.
Получив разрешение мисс Браш, мы переоделись, а Джон Кларк отпер для нас закрытый корт. Это было небольшое, отдельно стоявшее строение в дальнем углу двора. Когда мы вошли, в нос ударил затхлый запах редко используемого помещения. Пациенты мужского отделения заведения доктора Ленца явно не питали склонности к физической активности. Признаться, я и сам не заглядывал прежде сюда ни разу, хотя в дни трезвого образа жизни считался неплохим игроком в сквош.
Как только Кларк нас оставил, мы начали. Геддес жаловался на плохую форму, но я мог бы догадаться, что это традиционная английская скромность. Он отделал меня как бог черепаху и лишь потом признался, что в 1926 году
