сварить суп или душистый кисель, добавив горсть лесной малины. Осенью марь багровеет, а после первых морозов становится очень красивой, покрываясь бусинами кроваво-красных ягод. Только в пищу совсем не годится. Так и стоит – нетронутая, одеревенелая, горькая.
Глядя на осеннюю белую марь, которую больше нельзя есть, невольно думается о скорой зиме, о долгих ночах, когда не можешь заснуть от голода. Это время злое, несущее беды и наваждения, когда по чахлым пустошам, мшистым болотам и чёрным лесам Валахии бродят неприкаянные, неупокоенные души. Осенняя пора – время подведения итогов, когда прошлое настигает тебя, стоит лишь остановиться.
Но, оглядываясь назад, видишь всё гораздо яснее.
Меня звали Джана. И я была шувани, так цыгане называют своих колдуний. Странно говорить о себе «была», но этого уже не исправишь. Бросая взгляд в прошлое, замечаешь в цепи событий скрытые закономерности. Почему мы с бабушкой оказались именно в том заброшенном молотильном сарае на окраине Тырговиште, что возле урочища Белая Марь? Кто-то скажет, мол, цыгане, фараоново племя, что с них возьмёшь! Да, за годы соседства горожане так и не научились нам доверять. Внешне дружелюбные, а чуть отвернёшься, на кончики пальцев плюют, подолами детей прикрывают от сглаза. И в Белую Марь никто не совался. Да если бы кто и решился, то ни за что не вошёл, не смог бы зарок нарушить. Но случись такое, появился бы у человека помощник сильный – дух или ещё кто из невидимых, то все знают, что будет с тем, кто ступит туда, где первые легли.
Ещё при воеводе Мирче Старом чёрный нарыв превратил в могильник весь Валахский край. Мор косил всех без разбора. Но образованные лекари служили только при княжеских да боярских дворах, а простолюдины вымирали семьями. Переполненные кладбища не вмещали всех умерших, поэтому в урочище Белая Марь и вырыли тот самый могильник.
Собрав обильную жатву в Арджешском жудеце, чума затаилась в гиблых болотах да заброшенных селеньях. Но ненадолго, и вскоре вернулась. Наш табор она настигла как раз под Тырговиште. В том могильнике лежат они все: мой отец, моя мать, сестры, братья… Когда похоронили первых, их ещё помнили по именам, очередность смертей, но, когда к зиме число умерших достигло трёхсот, все они стали просто мертвецами.
Нам с бабушкой чудом удалось выжить и перезимовать в холодном сарае. Жизнь в Тырговиште едва теплилась. Мор набирал силу, и никто уже не пытался противопоставлять ему свою волю. По окрестностям шастали могильщики-некрофору, обирая мёртвых. Иногда убивали сами, а могли и живьём закопать, если было чем поживиться. Зарывали без отходных молитв, без оплакивания.
Той зимой в округе появились стригои. Мертвецы бродили в темноте, сами себя отпевая. Где-где, а в Тырговиште хорошо известно, как они кричат, когда возвращаются. Такие голодные съедят всё, до чего смогут дотянуться: саван, одежду, волосы, плоть собственную или чужую. Не место здесь живым. Как увидишь, земля зашевелилась, беги, не останавливайся! Значит, стригой вот-вот поднимется из могилы и, запрокинув голову, завоет на луну.
Так случилось, что древний
