Гудит тысячей колоколов, щекочет нервы, дразнит своей близостью. Ее вкус горчит на языке – дурманящий, незабываемый. А в самой глубине души разгорается жажда. Темная, стыдная, неодолимая жажда, грозящая погубить остатки рассудка. Жажда вновь испытать то запредельное блаженство, упиться силой до краев…Проклятие! Что же со мной? Неужели я…
Додумать не успела.
Внезапно жар охватил тело, будто в огненном коконе. Под веками вспыхнули алые круги. А в следующий миг мир стремительно накренился и провалился в черноту. Последнее, что я увидела, теряя сознание – ослепительную вспышку. Медальон на груди засиял нестерпимо ярко, словно крошечное солнце.
И все поглотил мрак.
***
Сознание возвращалось медленно, урывками, будто всплывая из липкого омута. Первым пришло ощущение боли – тупой, ноющей, пронизывающей до костей. Потом – холод и сырость, окутавшие тело промозглым коконом.
С трудом разлепив тяжелые веки, я не сразу осознала, где нахожусь. Облупленные стены, узкая железная койка, колченогий столик в углу. Моя комнатушка для прислуги. Жалкая каморка, больше похожая на чулан.
Кряхтя, я приподнялась на локте. Голова раскалывалась как с похмелья, во рту стоял мерзкий привкус желчи. Все тело ломило, будто меня долго пинали ногами. Особенно остро ныла правая ладонь. Скосив глаза, с удивлением обнаружила, что рука уже туго перебинтована чистой тряпицей. Похоже, кто-то позаботился о ране, пока я была в беспамятстве.
– Слава присветлой! – всплеснула руками Марта, кинувшись ко мне. – Я уж думала, не жилица ты. Почитай сутки в беспамятстве провалялась.
Марта со стуком поставила кружку на столик и с неожиданной силой усадила меня на койку. Всплеснула руками, оглядев моё помятое лицо.
– Ну и видок у тебя, девонька! Краше в гроб кладут. Губа рассечена, скула распухла, синяки по всей шее. Видать, знатно тебя отделали, сердешная.
Марта сокрушенно покачала головой. А я трудом сглотнула, судорожно подбирая слова. Спину прошиб холодный пот. Неужто ей все известно? Знает, как меня едва не придушили словно бешеную собаку?
– Я… я сама виновата, – пролепетала, опустив глаза. – Сдуру полезла к господам, на рожон попёрла. Вот и получила за свою дерзость…
– Ой, дура ты, Аделька! – всплеснула руками Марта. – Кто ж супротив господ хвост задирает? Пикнуть не моги, коли жить охота. Молчи в тряпочку и улыбайся, что бы ни делали.
Она со вздохом поправила выбившуюся из-под чепца прядь, одернула передник. И, поколебавшись, добавила уже мягче:
– Да не кручинься ты. Не впервой господа прислугу лупцуют. То как жеребцы норовистые – все бы взбрыкивать да копытами брыкаться. Ничего, перемелется.
Я нерешительно кивнула, закусив губу. Выходит, Марта ничего толком не знает. Верит, будто я по дурости нарвалась на трепку. И слава богам! Одной проблемой меньше. Теперь бы еще от Николаса с компанией откреститься…
Но
