свёрнутый тюк, показывает его Волкову:
– Вот, экселенц, исподнее купил, чулки…, – он даже трясёт головой. – Дорогущее всё – ужас. А своё завтра прачке отнесу и в купальню и к цирюльнику прямо с утра пойду.
– Обязательно побрейся. Ты теперь купец средней руки, не богатей, конечно, но не нищий, и смотри на них: как они выглядят – таким и ты должен быть.
– Да понял я, понял, – Сыч кидает на кровать тюк с одеждой и садится за стол к господину. – Записи Топперта как вам пришлись?
– Дельные, – отвечает Волков. – Молодец этот Топперт.
– Ух, как он зол на них, – говорит Фриц Ламме. – От души старается, ему и денег не нужно.
– Да, не любит он еретиков, всей душой, – соглашается барон.
А тут Сыч начинает смеяться:
– Сдаётся мне, что он не только еретиков не любит.
– В каком смысле? – не понимает Волков.
– Сдаётся мне, он всех не любит, кто побогаче да половчее него будет, – продолжает смеяться Ламме.
Эта мысль не приходила барону в голову, но теперь, когда помощник озвучил её, генерал с удивлением начинает понимать, что Сыч, возможно, прав. Топперт и вправду, может быть, из тех людей, которые есть в любом городе. То есть человек, недовольный складывающейся ситуацией и считающий, что он достоин большего. Или просто озлобленный на своих земляков. Такие люди, случись им ещё и храбрость иметь, могли и ворота осаждённого города открыть, чтобы впустить врага, если им это принесёт выгоду или даже просто накажет соседей. Впрочем, это сути, как и важности Филиппа Топперта не меняло. Лишь бы приносил пользу.
– Ты будь с ним поласковее, – после некоторого раздумья произносит генерал.
– Буду, буду, – обещает Сыч. И опять смеётся. – Но только вас он больше ценит, про вас он с придыханием говорит.
– Да?
– Ага, – продолжает Ламме. – Очень вас уважает. Старался, бумаги писал, ночь не спал, наверное.
– Это хорошо, но ты всё равно мальчишку с такими бумагами ко мне не посылай, это ж плохо кончиться может.
– Мальчишечка тот хороший, из бедноты, старательный, – объясняет генералу помощник.
– Всё равно… Не дай Бог, эти записи в руки еретиков попадут или в руки бургомистра с местными военными … Я-то, может, ещё отобьюсь и из города уйду, а ты считай, что уже на виселице. Причём с Топпертом вместе. Имей в виду, что за мной, куда ни пойду, какая-то сволочь обязательно тащится. Твоего мальчонку могут возле меня и заприметить, обыскать, а если нет ничего, то через него на тебя выйти. Так что…
– Может и так, может и так, – задумчиво соглашается Ламме, он всё прекрасно понимает, человек бывалый. Уже сидел в тюрьме у горцев, общался с палачами. Второй раз оно такое ему ни к чему. – Тогда мальца буду просто с весточкой к вам посылать, передать на словах, что надобно, мол, встретиться.
– И только так, – настаивает барон. Закончив с текущими делами, он снял с пояса кошель и положил его на стол. – Это тебе, тут двести монет.
– Зачем это? – спрашивает Сыч, но его рука уже
